Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)

В центре площадки горел небольшой костер. Пахучий дым наполнял воздух пряным ароматом и медленной спиралью поднимался к трещине в гранитном потолке, клубясь в луче света молочной голубизной. В дальней стене виднелись и другие проходы, ведущие в глубь горы, но внимание Зуги было приковано к женщине, сидевшей у огня, поджав ноги.

Не сводя с нее глаз, майор неторопливо спустился на дно каменного амфитеатра.

Женщина у костра, молодая и гибкая, совсем не походила на «грязную ведьму». Такой прекрасной женщины Зуга не встречал ни в Африке, ни в Индии, ни в северных странах. Гордо посаженная голова красовалась на длинной царственной шее, как черная лилия на стебле. Черты лица напоминали древнеегипетские скульптуры — прямой тонкий нос и огромные миндалевидные глаза над высокими скулами. Зубы были мелкими и ровными, линия губ вызывала в памяти створки пурпурной морской раковины. Стройное обнаженное тело, длинные ноги и тонкие изящные руки с розовыми ладонями, небольшие высокие груди идеально сферической формы. Узкая талия переходила в круглые бедра и упругие ягодицы, повторяя изгибы венецианской вазы. Широкий треугольник лобковых волос рассекала глубокая впадина, и оттуда, словно крылья экзотической бабочки, появляющейся на свет из мохнатой куколки, бесстыдно выглядывали малые губы.

Зуга приблизился к костру. Женщина устремила на пришельца бездонные темные глаза и грациозно повела тонкими длинными пальцами. Зуга покорно опустился на корточки напротив.

Женщина подняла стоявший рядом калебас и плеснула немного молока в глиняную чашу, потом отставила сосуд из выдолбленной тыквы в сторону. Зуга ожидал, что она предложит чашу ему, но женщина не шевельнулась, продолжая смотреть на него загадочным взглядом.

— Я пришел с севера, — нарушил молчание Зуга. — Люди зовут меня Бакела.

— Твой отец убил ту, что была до меня, — произнесла женщина.

Точеные губы едва шевелились, но сила и глубина голоса свидетельствовали о навыках опытного чревовещателя. Казалось, умолкшие звуки еще долго висели в воздухе, и майор понял, кто говорил с ним голосами ребенка и девушки, воина и дикого зверя.

— Он был болен, — ответил Зуга.

Он не стал спрашивать, откуда жрице известно, чей он сын, однако понял, что Умлимо — наследственная должность. Титул верховной жрицы передается от матери к дочери из поколения в поколение, и эта великолепная женщина — нынешняя его носительница.

— Болезнь в крови лишила отца рассудка. Он не ведал, что творит, — объяснил Зуга.

— Так говорило пророчество.

Звуки голоса жрицы отразились от стен пещеры и угасли; на долгие минуты наступила тишина. Женщина не шелохнулась.

— Вот это… — наконец произнес майор, указывая на покрытые пылью останки, — кто они, что с ними случилось?

— Народ розви, — ответила женщина, — они умерли от огня и дыма.

— Кто принес огонь?

— Черный бык с юга — ангони.

Зуга молчал, представляя себе страшные картины — толпы людей бегут как дичь перед загонщиками, пробираясь в убежище, в святое место; женщины прижимают к груди младенцев, оглядываясь туда, где колышутся кисточки на кожаных щитах воинов-амадода и высокие перья их головных уборов; беглецы лежат в темноте и прислушиваются к стуку топоров и крикам осаждающих, которые рубят деревья и сваливают их у входа в пещеру. Потом треск пламени, удушливые клубы дыма, вопли умирающих, а снаружи, по ту сторону деревянной баррикады, превратившейся в стену огня и дыма, — крики и смех вражеских воинов.

— Пророчество говорило и об этом, — произнесла Умлимо и снова замолчала.

В тишине раздался еле слышный шелест, словно сухой лист прошуршал по черепице крыши. Зуга обернулся.

Из темной глубины пещеры вытекало что-то черное, похожее на ручеек крови. Медленно приближаясь, оно отражало свет костра множеством мелких искорок. У Зуги мурашки побежали по коже. Раздувая ноздри, он глубоко вдохнул тот же сладковатый мышиный запах, который ощущал и раньше, но только сейчас узнал.

Это был запах змеи.

Майор застыл от ужаса. Змея была толщиной с руку и такая длинная, что хвост ее терялся в дальних закоулках пещеры. Между тем голова чудища скользнула в круг оранжевого света. Чешуя блестела, как цветное стекло, глаза, лишенные век, смотрели на гостя немигающим взглядом. Безгубый рот раскрылся в зловещей улыбке, и из него, подрагивая, выглянул черный шелковистый язык, впитывая запах человека.

— Боже милостивый! — хрипло прошептал майор, опуская руку на рукоять охотничьего ножа, висящего у пояса.

Умлимо по-прежнему не шевелилась.

Страшная голова оторвалась от камня и опустилась в чашу с молоком.

Мамба, черная мамба, самая ядовитая из змей! От ее укуса умирают быстро, но в таких муках, которые страшнее всех кошмаров. Зуга понятия не имел, что мамба способна вырасти до таких размеров. Змея пила молоко, а часть ее длинного тела все еще скрывалась в сумраке пещеры.