Полёт совиного пёрышка

Он оставался птицей, когда я пропустила приём лекарств. Как бы не храбрилась, а неизвестность и страх кололи шершавыми иголочками; весь вечер я провела у себя, не способная надолго отвлечься ни чтением, ни работой над новым заказом. Рене, верный своему слову, остался в спальне, вяло поклевал нехитрый ужин и перебрался мне на плечо. Приходила Мейда, в кои-то веки предлагала помочь переодеться ко сну, вызвав мой нервный смешок и недоумение: чувствовала она, что ли, что хозяйка замыслила рискованное? Я отослала её отдыхать, а сама оставалась в чудовищном напряжении, каждую минуту ожидая расплаты. Но пришла ночь, тихая и звёздная, а кроме незначительной слабости, никаких неприятных сюрпризов не последовало, я быстро уснула, выспалась, отлично запомнила приснившийся сон, в котором неторопливо шла вдоль морского берега, наклонялась за маленькими перламутровыми ракушками, чувствуя босыми стопами влажный белый песок. Хороший сон. Улыбнулась прикорнувшему на краешке одеяла сычику, в виде исключения оставшемуся на время сна в моей постели. Круглые глаза светились надеждой и радостью.

И день прошёл отлично. Ранний завтрак, работа над картиной, после обеда я отобрала у клюющей носом Нальды требующее починки бельё и занялась штопкой сама. Рене не отлучался далеко, так и крутился рядом, по коридорам замка ехал на моём плече, провожаемый плотоядным взглядом Шершня. Свежую порцию снадобий я смешивала и ставила на прикроватный столик незадолго до сна, но, к недоверчивой моей радости, они не пригождались. Не верилось, что всё вот так просто, что я отделалась только небольшой общей слабостью, а рука сама тянулась к пёстрым пёрышкам, погладить, успокоить. Новых монет в тайнике за следующие три дня не прибавилось: Рене не покидал Бейгор-Хейл.

Хорошо кончилось в конце четвёртого дня, морозного и солнечного. Ещё днём я гуляла по припорошённому снежком парку, дышала полной грудью, строила планы. Все эти дни сычик не уступал место человеку, и я разговаривала с птицей, мечтая, что наступит удачный день и для него, а там, глядишь, мне удастся уговорить упёртого альнардца помириться с семьёй и вернуться домой.

Я листала одну из прихваченных в мужниной библиотеке книг, ту, что по основам и законам магии, и, сверяясь с написанным, складывала пальцы в, казалось бы, простой жест вызова огня. На столик, за которым мы часто (если так можно выразиться) трапезничали с Рене, я водрузила подсвечник с незажжённой свечой и тренировалась вызывать пламя. Снова, как несколько лет назад, не обращаясь к непробуждённому источнику. Для тех незначительных простеньких фокусов, что я демонстрировала домочадцам в детстве и позже, подругам по пансиону, брать силу из магического источника не требовалось, для заклинаний вполне хватало заученных фраз и точных жестов. Я не помнила, получала ли отклик от магического центра, располагавшегося немного ниже солнечного сплетения. Отец сам проверял меня и утверждал, что я унаследовала дар, но не учил меня им пользоваться, говорил, рановато, всему своё время. Мама показывала, как завивать волосы и придавать коже лица свежий, сияющий вид, но для этих нехитрых действий никакого особенного обращения к силе тоже не требовалось, в нашем доме добрая часть слуг это умела, а никто из них не обладал даром.

Я снова и снова повторяла про себя заклинание, складывала пальцы, вытягивала руку, а фитилёк свечи оставался нетронутым. Сычик наблюдал за моими потугами с нескрываемой грустью.

Сначала пришло головокружение, так резко, что я выронила пособие и вцепилась в подлокотники кресла. Зазвенело в ушах, отрезая от меня все остальные звуки; я заморгала, пытаясь прогнать темноту. Несколько шагов до кровати. Сквозь упавшую на глаза пелену я разглядела подобравшегося сыча и тревогу в его глазищах.

– Одно из двух, Рене: или я перезанималась, или это оно, – пробормотала я, с трудом выдернув себя из кресла.

Превозмогая усиливающуюся слабость, добралась до постели, проверила, на месте ли пузырьки и стакан с разведённым порошком. Сыч перелетел следом, опустился рядом, возле лица. Сил на то, чтобы зажечь магический светильник в изголовье, у меня хватило, даря надежду, что, если это всё-таки приступ, я сумею его преодолеть.

Но на смену головокружению, тошноте и слабости пришёл забытый, но очень знакомый жар, выворачивающий суставы. Я успела дотянуться до простой воды, половину выпила, половину пролила, и упала на подушки. Надо постараться перетерпеть…

Глава 12.2