— Постой, — говорю, — Дульсинея, свет очей моих. Напомни-ка мне, а что ты с магом там при помощи водки делать собралась?
— Дурак, — фыркает Дульсинея, — операцию я буду ему делать — вот что!
Кажется, именно этого я и боялся.
— А ничего тебя, дорогуша, при этом, не смущает? — интересуюсь, как бы между делом.
— А что меня должно смущать? — спрашивает "дорогуша", подозрительно щурясь, и плотнее прижимая к себе емкость с алкоголем.
— А не кажется ли мне, но водка тебе понадобилась лишь для того, чтобы Терину кости сломанные вправить?
— А тебе-то что?
— Мне? Ничего. А ты, наверное, в иномирье своем, только тем и занималась, что кости вправляла.
Да неужели мне удалось ее смутить?
— Нет, — бормочет Дуся, — не вправляла.
— Но готова, — добиваю я, — заняться здесь именно этим.
— Да! — кричит она, — готова, и что с того?
— Ничего, — отвечаю, старательно изображая на лице равнодушие, — совершенно ничего. Я, в принципе, и хотел, чтобы мага пытали. Я, правда, не предполагал, что он от этого умрет. Но тоже неплохо.
— Идиот! — визжит Дульсинея. — Придурок!
— Я, — спрашиваю, — придурок? Отчего же? Женщина, которая представления не имеет о сложных переломах, собралась лечить их, а я придурок? Нет, я просто называю вещи своими именами. Иди, красавица, иди. И, может, гномья водка позволит тебе не слышать его предсмертные вопли. Ты уж тогда на мага ее не трать. Сама выпей.
— Убью! — рычит Дульсинея.
— Знаю, — спокойно отвечаю я.
Проходит секунд десять.
— И что ты предлагаешь? — интересуется Дуся, уже не пытаясь перейти на возмущенный визг или гневные вопли.
И вот тут я удивляюсь сам себе. С другой стороны, а зачем было это все затевать?
— Я сам это сделаю.
— Ой, насмешил! Наш золотой мальчик умеет справляться с переломами?
— Я — умею.
— С какого бы перепугу тебе такое уметь?
— Дульсинея, каким бы ни было плохим Ваше впечатление обо мне, тем не менее, я вынужден отметить. Я — принц. Это — не только привилегия. Меня многому учили. В том числе на случай войны, зашивать раны и вправлять переломы.
Хм, я рычу? Я — рычу. И это действует. Во всяком случае, зараза эта смотрит на меня крайне недоуменно и молчит. Ну что ж. Я прав. Я прав, и потому именно мне следует лечить мага. О, что же я делаю-то?
Не знаю, как выглядел маг, когда Дульсинея в первый раз к нему приходила, но сейчас — погано. Настолько, что даже наше с ней эффектное появление его не особо-то волнует. Осторожно касаюсь ладонью его лба. Очень-очень горячий.
— Вальдор, — шепчет он, открывая воспаленные глаза, — и ты здесь.
Дуся отталкивает меня в сторону и эдак мелодраматично падает перед магом на колени.
— Теринчик! Тебе плохо? Я все принесла.
Что за дурацкая манера у женщин — задавать такие вот вопросы. Нет, ему очень хорошо. Прилег отдохнуть, а тут мы нарисовались, отвлекаем.
— Зачем он? — еле слышно произносит маг, показывая на меня взглядом.
— Пришел на тебя посмотреть. Позлорадствовать, — бодро рапортую я.
— А… Понятно…
Маг вновь закрывает глаза, и у меня такое ощущение, что сейчас он потеряет сознание. А мне это совершенно неинтересно. Как же мы водку в него вливать будем? Вот уж будет здорово, если маг в разгар операции вдруг придет в себя и дергаться начнет.
— Иллюзия, — шепчет он, и Дуся спохватывается, практически взлетает на ноги и начинает шустро так тапком своим махать. Выглядит, надо признать, забавно.
— Эй, друг, — зову я и легонечко хлопаю мага по щеке, — не спи.
— Не смей его бить, — где-то за спиной всхлипывает Дуся. Хорошо, хоть за руки не хватает.
Терин открывает глаза.
— Мне лучше.
— Ага, некромант, лучше тебе, как же. Вот сейчас мы тебя полечим, может, и станет тебе лучше.
Признаться честно, на его руки мне даже смотреть страшно, а не то, что кости вправлять, и это несмотря на то, что всей картины я не вижу — кое-что скрывают рукава рубашки.
Ну да, пару-тройку раз я это делал, но сейчас… А сейчас я в ужасе. Только бы не показать это.
— Дусь, — говорю, собрав все мужество, — начинай его поить.
— Что это? — слабым голосом интересуется маг.
— Что-что, — ворчит Дульсинея, — анестетик. Гномья водка.
— Не хочу… — бормочет волшебник этот недобитый.
— Надо, Федя, надо, — говорит что-то странное (какой Федя?) Дуся, приподнимает магу голову и начинает аккуратно вливать в его рот жидкость. Гадостное, скажу я, пойло. Неудивительно, что Терин фыркает, кашляет и даже пытается отплевываться.
Я же, пока алкоголь на него не подействовал, достаю нож.
— Что, решил добить, чтоб не мучился? — невесело шутит Дуся.
— Да, — отвечаю, — это первое, что пришло мне в голову. Но я пока не готов нанести ему удар милосердия. Пусть пострадает.
Аккуратно срезаю ткань. М-да. Наверное, бывает и хуже, только я, к счастью, этого не видел. Руки распухли чудовищно, покраснели. Местами на них крупные темно-синие пятна. Пытаюсь осторожно прощупать кость, и Терин вскрикивает. Негромко, но я ведь еще и не начал работать. Наверное, водка пока не подействовала. Подождем.
— Дусь, — спрашиваю, — ты огонь соорудить сможешь?
— Не знаю. Зачем?
— Мне нож нужно накалить.
Дуся резко бледнеет.