Мы возразили: кто нас будет наводить? С тем аэродромом у нас нет связи. А если наведут, что нам делать после проведения атаки - катапультироваться? Генерал остыл и принял наши возражения. Кому-то из читателей непонятно пока: почему нужно катапультироваться, когда аэродром рядом, пусть и другого ведомства? Кто-то справедливо воскликнет: сложность-то в чём? Позвони, узнай данные и взлетай смело. Наконец, необходимые сведения можно передать пилотам в полёте. Конечно, так могло и должно быть, но... Тогда создалась до того нелепая ситуация, что дальнейший ход событий, о котором расскажу, уже за пределами здравого смысла. Из полка ушло сообщение «наверх», пара Су-9 готова к взлёту, может идти на перехват нарушителя госграницы, дайте координаты запасного аэродрома. А оттуда запрос: аэродром, о котором спрашиваете, секретный, есть ли у лётчиков соответствующие допуски? Понятно, соответствующих допусков у нас не было. Последовало: пусть сидят и ждут. Часа два - два с половиной сидели в гермошлемах, высотно-компенсирующих костюмах, они сильно жмут, но дело-то, конечно, не в этом. Американский лётчик-шпион летает над стратегическим объектом, фотографирует, а нас туда боятся допустить - а вдруг узнает, что лишнего о секретных площадках ядерщиков. Всё это, понятно, повторюсь, за чертой здравого смысла...» Проведённый анализ показывает, что «разрешение» воспользоваться лётчикам ПВО взлётно-посадочной полосой военно-воздушной базы стратегических бомбардировщиков Ту-95, что располагалась близ Семипалатинского полигона, было востребовано аж в правительстве СССР. До этого вопрос прорабатывался в главных штабах Войск ПВО, ВВС, Комитете государственной безопасности. Интересная картина получилась: U-2 бороздит небо над ядерным полигоном, над базой стратегических бомбардировщиков, а главком Войск ПВО страны маршал Сергей Бирюзов сидит и ждёт: дадут его самолётам разрешение на взлёт или нет.
Разрешение на взлёт было получено в районе семи часов по московскому времени. Понятно, когда Владимир Назаров и Борис Староверов прилетели в район ядерного полигона и стратегической базы ВВС, то U-2 уже ушёл в направлении ещё одного важного военного объекта - полигона зенитных ракетных войск.
«Когда мы приземлились на секретном аэродроме, то руководство авиабазы показало запись воздушной обстановки с радара - U-2 такие спирали над полигоном выделывал, - рассказывает Борис Староверов. - Там ещё раз убедились в том, что разрешение приземлиться здесь получено на самом верху. Я, лётчик, имеющий допуск к ядерным боеголовкам, не мог посещать ничего, кроме столовой, общежития и стоянки своего самолёта, а нам было приказано там нести боевое дежурство в течении 15 дней. Лётчики стратегических бомбардировщиков все завидовали нашему высотному снаряжению, удивлялись: как это мы не страшимся летать на «трубе».
Обследовав полигон зенитных ракетных войск противовоздушной обороны близ Сары-Шагана, американский самолёт-разведчик U-2 взял курс в направлении ракетного полигона Тюра-Там (космодрома Байконур). К тому времени огромный куст советской ПВО был приведён в высшую степень боеготовности. К перехвату готовились и воины-уральцы, что сыграли главную скрипку 1 мая, но и 9 апреля они вступили в боевую работу.
Рассказывает бывший военный лётчик Борис Айвазян, служивший на Урале в одной из авиационных частей: «Вспоминаю то время, и холодок - по коже... Напряжённо было у нас в конце пятидесятых, да и в шестидесятом не легче.
Почти каждодневно боевая тревога. Беспокойство доставляли американские самолёты, которые нарушали нашу границу на юге.