Читаем Полёт:Воспоминания. полностью

Старт выбирается в зависимости от направления ветра. Полоса ориентирована в направлении, совпадающем с преобладающим в розе ветров для данной местности. Как правило - это запад-восток (по вращению Земли). Бывают исключения, но они обычно обусловлены местными условиями, например грядой сопок с севера на юг вдоль аэродрома, которые любой западный ветер у земли делают северо-южным или же просто не позволяют взлёт на сопки, ибо самолёт не успеет набрать высоту до встречи с ними, или близостью госграницы или... В общем, факторов много. На старте уже стоят в ожидании отбуксированные со стоянок самолёты, там же стоят готовые топливозаправщики, кислородки, воздух, маслозаправщик, техсостав хлопочет у самолётов. Дирижирует всем по громкой связи инженер полка. У него и у каждого экипажа есть выписка из плановой таблицы полётов. Вылет должен быть точно минута в минуту согласно плановой таблице, посадка тоже. Старт работает, как точно отлаженный часовой механизм. На первый взгляд всё движется хаотично, на самом же деле в каждом движении есть строго обусловленный плановой таблицей порядок.

Первый полёт - контрольно-вывозной. Сегодня у меня проверяющий - зам. командира дивизии. С ним мне ещё летать не приходилось. Ходит слава, что с ним летать - что с тигром спать: приятного мало, страху - много. Проверяющий сидит в задней кабине. Он зол: это у него сегодня уже второй полёт, мой предшественник, видно, дал ему прикурить. Тяжёлый взгляд пронизывает насквозь. Да, хорошее начало. Залезаю по стремянке и докладываю: «Товарищ полковник, лейтенант Механиков к полёту готов!». В ответ лобовое стекло. Самолёт прыгает в небо. Вернее, не прыгает. Это мне так поначалу казалось, когда пересел на реактивный истребитель. Теперь я вижу этот прыжок по-другому. Я научился видеть быстрые процессы. Земля как-то сразу уходит вниз. Вот уже не видны травинки. Плиты аэродрома вдруг начинают как-то сжиматься и превращаются в белую полосу, которая быстро отъезжает назад. Впереди - голубое небо. Уже не прижимает к спинке сиденья. Тело становится лёгким, невесомым. Душу наполняет радость. Радость свободы, радость полёта. Всё становится мелким и уходит назад, к тёмной и тяжёлой Земле с её трудностями, заботами, проблемами, неудачами... Хочется петь.

Когда я взлетал на боевом самолёте, - я почти всегда пел. Орал благим матом! Сейчас - нельзя.

Сзади - дядя, который тут же отстранит от полётов. Интересно, как пройдёт полёт? Убираю шасси, щитки. Прибираю немного обороты. Беру курс в пилотажную зону. Ну, я тебе сегодня покажу перегрузку, ты ещё со мной полетишь! Высота 7000.

Под нами изгиб реки с тремя деревушками.

Центр зоны.

Докладываю прибытие в зону, получаю разрешение на выполнение задания.

Дядя сзади молчит. Ладно, молчи. Я тебя сегодня покатаю. Начинаю со стандарта: мелкий вираж влево, мелкий вираж вправо, глубокий вираж влево, глубокий вираж вправо. переворот, петля, полупетля... Проверяющий молчит.

Или он там уснул? Переворот, косая петля. На косой петле тяну так, что в глазах темнеет, самолёт начинает подрагивать. Какое же нужно иметь здоровье и силу, чтобы не заорать, не вмешаться в управление! Это ведь Я тяну, я сам регулирую перегрузку, я сам заранее готовлю себя к ней. А он сидит за мешка. Он сам не таскает. Значит, для него эта перегрузка намного тяжелее, чем для меня. Да и возраст ведь. А нет, терпит и молчит.

Странный человек.

В общем, закончил я задание, и домой. Не получилось у меня укатать этого бугая. При подходе к кругу после выпуска шасси на траверзе вдруг чувствую, что управление как будто заклинило. Ручка ходит тяжело, педали почти не двигаются. Отказ бустерной системы? Да нет, давление гидросмеси в системе нормальное. Да и причём ноги, если в системе управления рулём поворота нет бустера? Странно. Пытаюсь создать крен - ручка возвращается в исходное положение. Даю обороты - РУД возвращается сам на место.

Вдруг слышу хриплое: «Ну, так что, ты садиться сегодня собираешься?» До третьего разворота ещё рановато. Самолёт вдруг самостоятельно начинает третий разворот. В наушниках слышен довольный голос проверяющего: «Хорошо! Молодец! Вот так! Давай щитки 20». Если бы можно было из задней кабины выпустить те чёртовы щитки, - я бы вообще больше к управлению не притронулся! Я что, мальчик, чтобы мне не доверять управление?! А в наушниках всё тот же довольный голос: «Вот, четвёртый разворот подошёл.

Давай, давай... Правильно... Молодец...» Самолёт самостоятельно выполняет четвёртый разворот.

Я от злости бросил ручку, снял ноги с педалей и смотрю, как рычаги управления самостоятельно двигаются по кабине. Единственное, что я ещё сделал - это выпустил посадочные щитки. Остальное было проделано под благодушное бормотание, с постоянными похвалами самого себя, проверяющим.

Посадка была нормальной, с небольшим перелетиком метров в 30 - всё это укладывается в отличную оценку. Так же точно самолёт без моей помощи зарулил, я только выключил двигатель.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное