Полет Жирафа

Ну как же город будет,
ну как же саду цвесть,
когда такие люди,
что страшно рядом сесть?

СОКРАЩЕНИЕ ГИМНА

Мятежной, бурною порою
воскликнул вдохновенный скиф:
«Мы наш, мы новый мир построим!»
Но где тот скиф? И где тот миф?

СОКРАЩЕНИЕ РОМАНА «АННА КАРЕНИНА»

Аня! Поезд!

Полет жирафа

Театр

В купе поезда Инта-Воркута конвоир и его подконвойный.

ПОДКОНВОЙНЫЙ: Русский человек — широкий человек. До того широкий, что уже в стране не помещается.

КОНВОИР: А почему, вы думаете, такая великая русская литература? Потому что в другой литературе не поместился бы русский человек.

Вечер тихо встает за окном.

Возникает песня: «Слышен звон кандалов издалёка», но сама песня не издалёка, а из соседнего купе.

Дремлет конвоир, дремлет подконвойный, дремлет огромная родная страна.

Полёт Жирафа

Король Жираф жил ногами на земле, а головой в небе. Граждане задирали на него голову и рычали, ржали, лаяли, мяукали, хрюкали, блеяли восторженные слова. Речевой аппарат так устроен, что, когда голову задерёшь, рот раскрывается и из него вылетают восторженные слова, а когда голову наклонишь, рот закрывается до узенькой щёлочки, шквожь которую прошачиваютшя ишключительно шипящие жвуки. Шердитые. Жлые. Жачаштую швирепые. И шкладываютшя в ошкорби-тельные шлова.

При таком высоком положении небо стало Жирафу ближе, чем земля. Ему надоел этот восторженный рык, хрюк, мяук, показалось мало жить в небе только головой, захотелось целиком в него переселиться. Он подпрыгивал, но задержаться в небе не мог и всякий раз возвращался обратно на землю. И он говорил своему тайному советнику:

— Что-то меня тянет вниз, что-то не отпускает.

Тайный советник Жук, страдая маленьким ростом, удлинял себя за счет фамилии: Жукарес де ля Жук. Получалось красиво. Он собирал для короля информацию, заползая в личную жизнь граждан, поскольку личная жизнь представляла главный объект государственных интересов. Если б не личная жизнь, государство бы процветало, все граждане были бы счастливы, но они не были счастливы, потому что им мешала личная жизнь.

— Я думаю, вас не отпускают дела, — отвечал королю тайный советник. Надо кому-то передать дела, и тогда вас ничто не будет удерживать.

— А как вы, Жукарес? Вы не могли бы? Я только туда и назад.

«Назад» Жукарес пропустил мимо ушей, но «только туда» его заинтересовало. И он дал согласие.

Лишь только Жираф представил народу своего заместителя и отгремели, отревели, отхрюкали и отмяу-кали почести, Жукарес повел короля туда, где кончались все дела и земля обрывалась в небо. Они остановились над пропастью, и тайный советник сказал:

— Прощайте, ваше величество! Счастливых вам небес.

И Жираф полетел в небо.

Он летел пока ещё вниз, летать вверх ему ещё предстояло научиться. А Жукарес полетел к месту своей новой должности. Оказывается, он умел летать, а ползал только по роду службы.

Он старался лететь высоко, чтоб его было хорошо видно, но чем выше он поднимался, тем хуже был виден с земли. И тогда придворный Блох, блоха с амбициями мужского рода, посоветовал королю построить Вертикаль Влазьте, на которую можно будет влезть и сидеть.

Вертикаль строили изрядную, влазить было высоко. Многое пришлось разрушить на горизонтали, чтоб построить такую вертикаль: с кабинетами, букетами, конференц-залами, домами и дамами отдыха. И высоким троном, чтоб ещё шире раскрывать рты, задирая голову.

А Жираф летел в пропасть, которая выглядела, как небо: такая же глубокая пустота. И он думал, что это небо, что надо будет здесь научиться жить, потому что в небе, наверно, живут по-другому.

Он вдохновенно летел, орудуя ногами, как крыльями, но вдруг, на полном лету, его подхватила птица Археоптерикс, о которой известно лишь то, что она давно вымерла. А она не вымерла, потому что очень сильно молодилась и так, молодясь, дожила до нашего времени.

Жираф летел ей навстречу, и она за него ухватилась, потому что он летел так красиво на фоне небесной пустоты, а она летела из глубины веков и цеплялась за всё, что поднимало её на поверхность.

И Жираф за неё ухватился. Она была такая молодая в своей ослепительной древности, что пролететь мимо не было сил.