Определение безупречное. Особенно здесь важно это объединение — «искусство и наука». То есть, вспоминая спор физиков и лириков, Фаустов и Гамлетов мы должны понимать, что ни те, ни другие не могут быть магами. То, что Фауст не был Фаустом, я предлагаю использовать в качестве разновидности коана для медитации. Ни односторонняя эмоциональность, ни столь же односторонняя рациональность не приближаются к пониманию магии ни на йоту. Магом может быть только тот, кто горит обеими страстями, и обе эти страсти в нем равновесны. Это очень важно: Супруги Сенес не случайно назвали написанную ими биографию Германа Гессе «Жизнь Мага», хотя магией (тем более колдовством) в строгом смысле Гессе не занимался и даже не имел посвящений. Тем не менее, он,
Возвращаясь к определению Кроули, следует сказать, что единственная проблема этого определения — это широта явлений, которые могут быть в него включены. Если я осознанно и творчески нарисовал картину — магия ли это? Кроули ответит, что магия и будет полностью прав; но нас, до того, как мы пройдем путь хотя бы до половины, это только изрядно запутает, ибо, если забивание гвоздей по своей воле — это тоже магия, тогда каждый второй — маг, и к чему, как говорится, огород городить?
Во введении к «Магии в теории и на практике», Кроули объясняет формулы магии на очевидных примерах из жизни. Приводя эти примеры, Кроули делал очень важное дело — разрушал и флер невозможного, существующий вокруг магии, а также иллюзии относительно всемогущества мага. Нет слов более бессмысленных, чем слова — «если ты маг, то почему ты не…» (здесь может быть вставлено всё, что угодно). Когда я отказываю своему родственнику в наведении порчи на его врага, который «уж точно подонок», я делаю это не потому, что это действие (не магия, кстати, а колдовство) невозможно для меня (ибо действие может быть как успешным, так и не очень — покажите мне адвоката, который не проигрывал ни одного дела), и не потому, что боюсь кары некоего беспозвоночного размером больше Вселенной, которого придумали ортодоксы для взаимного запугивания и которого назвали «богом». Я отказываю ему по простому расчету, ибо силы, которые будут затрачены на порчу или даже привлечение денег, естественно, должны быть откуда-то взяты (а откуда, если не из меня?), и взамен я вполне могу получить воспаление легких или потерять те драгоценные минуты экстаза, когда Богиня наполняет меня изнутри, открывая сияние. Едва ли я буду столь нерационален и альтруистичен, чтобы пожертвовать некоторыми секундами единения с Бабалон, которые я могу заслужить своей практикой, из-за желания помочь родственнику. Магия подчиняется вполне логичным законам, которые можно постичь, сместив точку восприятия, но эти законы имеют свое отражение и на материальном уровне, поэтому ничто не поясняет идею магии лучше, чем введение Кроули в «МТП». В одном японском аниме-сериале есть очень точное определение принципа действия магии: «Вы можете получить, что угодно, если готовы отдать за это нечто равноценное».
Но как, в таком случае, отличить магическое действие от немагического? Формально мы нашли определение, но, по сути, мы понимаем, что магия всё же принадлежит к особой категории.
Придется обратиться к этимологии самого слова. «Маг» означает «посвященный». Жрец. Когда Апполония Тианского привлекли к суду за занятия магией, он искусно оправдался, доказав, что маг на вавилонском языке означает жрец, и, называя себя магом, он лишь служит своему Богу, как их жрецы служат своему. Маг — значит, жрец, т. е. это тот, кто осознанно имеет дело с надиндивидуальной, сверхличностной силой (неосознанно с ней имеют дело все, ибо любая точка бытия есть эманация).
Но означает ли вышесказанное, что маг — это любой Жрец, Священник, Святой? Мы чувствуем, что в этой формулировке есть свой подвох, по принципу «каждая селедка — рыба, но не каждая рыба — селедка». Подвох разрешается в еще одном определении Кроули магии в оппозиции к мистике: «Магия — это искусство жизни, тогда как мистика — искусство смерти». Но всё же не следовало бы на основании этих слов противопоставлять магию и мистику, ибо в Святой Книге Закона сказано, что «я есть жизнь и отец жизни, потому знание меня есть знание смерти». Компромиссом будет логическое заключение, что если монета одна, то это не опровергает самого факта существования двух сторон этой монеты.