Ассумпционистское издательство «Bayard» никогда не контролировалось Ватиканом. Это принципиальная позиция, и иногда у нас бывают даже некоторые трения с Римом. Мы стараемся размышлять вместе с традицией, в верности традиции, но не отгораживаясь от других точек зрения.
– Я так и думала, собственно.
– Между прочим, для издательства это головная боль. Иногда эти размышления в рамках традиции кажутся многим провокационными.
– Конечно, в этом я уверена. Именно чистая традиция многим кажется потрясением основ. Можешь привести пример ваших «провокаций»?
– Хм. Могу. Когда президент Саркози выставил цыган за пределы Франции, один из наших братьев появился на телевидении и отдал свою медаль, полученную от правительства. И сказал фразу, от которой вся конгрегация затаила дыхание: «Я хочу, чтобы у господина Саркози был инфаркт». Мы приготовились. В 1900 году нас уже выставляли из Франции…
После этого нашему брату пришлось давать интервью, в котором его спросили: «Как же так?» «Нет-нет, – ответил герой. – Я не хотел смерти президента, я хотел просто, чтобы Бог поговорил с ним сердце к сердцу».
Мы все очень смеялись: «Неужели, когда Бог говорит сердцем к сердцу, случается инфаркт?»
– Но вас все-таки не выгнали… Это главное. Как вы оказались в России?
– 3 июня 1860 года, во время аудиенции, Папа Пий IX благословил дела отца Эммануэля д'Альзона «на Западе и на Востоке». Имелся в виду именно христианский Восток. В 1863 году отец д'Альзон посетил Константинополь и ближе познакомился с восточным христианством. После этого у него началась великая любовь к России.
– В чем она выражалась?
– Хотя бы в том, что он настаивал: не надо делать восточных христиан приверженцами латинского обряда. Конечно, если они хотят, то пожалуйста, но не надо на этом настаивать. Еще XIX веке он написал: «Когда будут решены проблемы между Москвой и Римом, все остальные проблемы между православными и католиками разрешатся сами собой».
Огромное влияние на нашего основателя в этом направлении оказала одна дама, которая появляется в его переписке исключительно под инициалами. Это была внебрачная дочь Николая Первого. Они переписывались, встречались, когда она приезжала во Францию, женщина многое объяснила ему касательно русского менталитета и православной традиции.
Он очень хотел наладить братское общение с Православной Церковью в России. Осуществилось это только в 1903 году, когда два ассумпциониста приехали в нашу страну. Естественно, после Октябрьской революции они были выставлены, но благодаря соглашению Литвинова – Рузвельта в 1933 году вернулись в качестве капелланов американского посольства. Именно ассумпционисты все годы советской власти осуществляли подобную деятельность.
– Сейчас ты мне скажешь, что так случайно сложилось… Но ты же первый русский, ставший августинцем Успения?
– А что я могу сказать, если это действительно случайность?
В 1989 году французская ветвь нашего ордена снова смогла вернуться в Москву. Отец Бернар Ле Леаннек в качестве корреспондента журнала «La Croix» приехал вместе с кардиналом Люстиже на празднование тысячелетия Крещения Руси и получил от Троице-Сергиевой лавры предложение пожить год в православном монастыре. Он остался, он влюбился в Россию и вернулся в храм Святого Людовика как французский ассумпционист.
В начале 90-х я был не единственным российским кандидатом в ассумпционисты. И другие кандидаты были гораздо более высокодуховны и умны. Но так сложилось, что они решили не продолжать этот путь.
– С вами в Москве еще сестры служат расчудесные. Сестры Успения.
– Да эта конгрегация была создана именно для служения в Восточной Европе, и важность их работы в приходе трудно переоценить.
– Они работящие – да. Еще очень добрые и улыбчивые.
– Это чистая правда.
Присматривайте за мной
Иногда мы задаемся вопросом – можно ли увидеть Бога? Нам кажется, что если мы Его увидим, все тут же изменится. Нам хочется увидеть Бога в реальной жизни, и это возможно. Да, возможно. В человеческих отношениях, в людях, которые живут в истине и любви. Именно в таких людях можно увидеть Бога, который меняет жизнь.
В моей биографии таким опытом стало общение с бывшим архиепископом Парижским, кардиналом Люстиже.
Мы познакомились, когда я приехал учиться в Париж, и на протяжении многих лет мы регулярно виделись, обсуждали духовные и светские вопросы. Он очень не любил пафосности, общения напоказ, поэтому я редко рассказываю о том, что мы довольно тесно общались. Для меня важнее внутреннее вдохновение от этого человека, которое он внес в мои молитвы и даже в манеру вести богослужение.
Перед моим возвращением в Россию он сказал очень важные слова, которые я никогда до этой книжки никому не пересказывал.
Он сказал: