Крупные буквы строчек сонета блестящим ковром поднимались на две ступени крыльца, вели через парадный вход, небольшой вестибюль. Сонет заканчивался у двери, обитой вишневым дерматином, привалившись к которому спад Санька. Из его испачканных пальцев выкатился почти стертый кусочек мела.
Я представила себе, как вернется из ресторана Темная Звезда. Машина подкатит к самому крыльцу, стирая колесами сонет. Немного пьяная женщина, покачиваясь на высоких каблуках, войдет в вестибюль, быть может, заметит, что испачкала подол платья, досадливо отряхнет ладонью - и на мозаичный пол просыплется слово "вечность". У двери она остановится, чтобы найти ключи. И увидит Саньку. Спящего, беспомощного, нежного. Она отопрет замок, шипя сквозь зубы. А потом пнет мальчишку носком бальной туфельки и громко захлопнет дверь. А если за ней еще будет идти Сабаневский...
Тухлые дела. Заберу-ка я его отсюда. Если даже Темная Звезда не придет сегодня домой, Саньке утречком будет несладко понять, что она уехала с Сабаневским.
Как же я его потащу? А, ладно, глухая полночь, будем надеяться никто не увидит. Тем более - нам недалеко.
Я провела ладонями над телом уютно сопящего Саньки. Тело медленно поднялось в воздух, безвольно распрямилось, расправилось. Санька возмущенно фыркнул, потыкал кулаком воздух под головой, перевернулся на бок, поджав ноги. Я осторожно провела плывущее в невесомости тело сквозь дверь подъезда.
Так мы и проследовали по безлюдной улочке: я, вытянув левую руку с раскрытой ладонью, а над ладонью покачивался безмятежно дрыхнущий Санька. У перехода тело вдруг зависло, отказываясь двигаться дальше. Я напряглась - ни в какую. Санька упорно висел в полутора метрах над землей. Что такое? Я огляделась. Ну, конечно. Красный свет на перекрестке. Рефлексы у парня, однако...
Добрались мы благополучно. Но когда мы, так сказать, поднимались по лестничке в мансарду, неожиданно раскрылось окно во втором этаже. Высунулась лохматая голова Кешки. Глаза его были закрыты. Кешка душераздирающе зевнул во всю пасть, помотал головой и проснулся.
- А, это ты. Привет... Чего так поздно? Я ждал, ждал...
Тут он замолк, разглядев распластанное в воздухе тело Саньки.
- А... это... кто?
- Да так, приятель один.
- Перебрал, что ли?
- Угу.
- Бывает...
И Кешка скрылся. М-да. Феноменальный молодой человек.
В мансарде я пристроила Саньку в уголке. Он висел в сантиметрах двадцати над полом. Утром, когда он проснется, тело его успеет незаметно опуститься на оленью шкуру, служившую мне ковриком.
И снова кухня, чай, стопка совсем не того, что вы подумали, а просто стопка рукописей и... думы мои, думы!
Денек выдался. Полосатый "Крокодил", тщательно скрывающий обиду Дар, который достаточно умен, чтобы не утешаться сознанием интеллектуального превосходства. Да еще эта Темная Звезда...
Собственно говоря, зачем мне лезть в личные дела Санечки? Пусть себе на здоровье погибает из-за этой шикарной дамочки. Но, во-первых, они мне очень не нравится. Ну очень. А во-вторых, слишком жирно ей будет. Санька, можно сказать, народное достояние. По нашей лицейской классификации типичный "моцарт". И не нужны мне его дурацкие трагедии, а нужны его стихи. И стихи Дара, кстати, тоже.
Черт его знает, сложные какие-то стихи. Своя система образов, словотворчество фонтаном, весьма вольное обращение с ударениями. Хуже всего то, что Дар обожает наделять общеупотребительные слова только ему известным значением. Чтобы эти стихи понять, надо чувствовать, надо видеть мир так, как их автор. Где же это Дар собирается искать такого читателя?
И полуграмотный к тому же! Корову через "а" пишет! Поэт, тоже...
Но... знаете, как он назвал простоквашу? "Молоко в бреду". Перебредившее молоко...
Я машинально выключила свет. Что? Уже утро?
В комнате завозился Санька. Пора кипятить чай.
Когда я вошла, Санька сидел на оленьей шкуре и вполне невинно таращился на меня.
- Я вчера чего?..
- А ничего. Засиделись, заболтались, ты и уснул в уголочке. Пей чай.
Через две недели я включилась в работу на полный ход. Телефон вякал постоянно, ступеньки лестницы в мансарду опять разболтались под ногами многочисленных посетителей, рукописи циркулировали с постоянством каботажного флота, мне начали сниться рифмованные сны. Прозаики пока не торопились со мной общаться, но так бывает всегда - первыми слетаются поэты, корпус быстрого реагирования.