Далее, вооружившись корректором, последний редактор книги оставлял свои ценные пометки, из коих следовало, что а) все леденики-мужчины патологически неверны; б) обладают талантом к перевоплощению и смене масок; в) свидания с ними — сплошная потеря финансов; г) наутро вся столица будет знать, куда и с кем он ходил и с каким результатом. Прочие особенности расы рассматривались впопыхах и вписывались по три строчки в одну.
С трудом, но я разобралась. Продолжительность жизни ледеников была сравнима с болотной и исчислялась тремя сотнями лет. К ста пятидесяти развитие останавливалось, и уровень силы больше не менялся. Также начинала ухудшаться регенерация. Впрочем, ухудшалась она столь медленно, что никто и не замечал изменений. Какая разница ведь, за одну секунду или за две царапина заживает?
Местом обитания гордого племени ледеников значилось северное болото. Оно единственное замерзало, ибо располагалось так далеко, что порядочные болотники таких мест и не знали. Зато знали выходцев из того региона. В последнее десятилетие многие леденики эмигрировали из родных мест и прочно обосновались в столице и окрестных городах.
Они открывали лавки, поступали в академии, женились и всячески портили жизнь местному среднему классу, занимая их исконные позиции. И благодаря своей живучести и удаче смогли вписаться даже в столичное общество аристократов, куда брали лишь по протекции. Кто был тем, кто впустил в совет первого леденика, история умалчивала, но, подсказывала мне интуиция, без королевы Кохи тут не обошлось.
Отложив книжицу, я уставилась в потолок. Ничего толкового на ум не шло, а спать, как назло, в середине дня не тянуло. Прогулки с Жабкой приносили разрушения, а один комплект одежды я уже успела испортить. Кухня… ей и так тяжко пришлось во время моего визита. Книга… Я покосилась на талмуд, медленно ползущий к краю кровати, и вздохнула. Интересно, полезно, но… лень.
А за окошком пели птички, стучали в окно крыльями и улетали в небо, минуя городскую защиту. Им неведом был страх: они просто не знали, что там, далеко в небе, их подстерегает плотоядный краст. И некому было объяснить эту простую истину.
Я тяжело вздохнула и села на кровати. В голове вертелись совсем уж безрадостные мысли: что было бы, выслушай я тогда все инструкции? Если бы сделала все правильно? Появились бы болотники в моей жизни и какими бы они были? И что стало бы с одинокой никому не нужной мной в случае выбраковки? Что стало с Жаном, которого увели?
Я сглотнула. Во рту было очень горько. Так горько, что даже приторно-сладкий зефир не смог бы ничего изменить. Я упала на кровать, перевернулась на другой бок и погладила кожаный переплет справочника. Наверное, стоит поставить свечку или принести дары духу Великой Жабки.
Как бы в ответ на мои мысли по газону радостно запрыгала моя собственная Жабка и ударилась в стену дома. Устоял, но тряхнуло знатно. Следом послышалось шипение, с которым Самаэлен читала распоясавшемуся земноводному правила поведения. Жабка огорченно квакала, но нет-нет в ее голосе проскальзывала надежда.
Я прищурилась и выглянула во двор. Зря. Стоило Жабке меня заметить (а она смогла разглядеть любимую хозяйку и сквозь шторку), как прыжки стали выше, показательнее и энергичнее. Всем своим видом бедное земноводное выражало готовность служить верой и правдой на поприще передвижений. Вот уж кто бы в гонках поучаствовал и доволен остался!
— Уже иду, — открыв окно и высунувшись на улицу, заверила я и принялась переодеваться. Ради интереса мне захотелось сегодня не просто покататься, вцепившись в пупырышки и крепко обнимая ногами… хм, круп?.. как я уже делала на болоте у Ваничны, а по-настоящему. С седлом и препятствием. Жабки же порода не только прыжковая, но и бегательная.
Натянув лосины, единственное, что было не жалко, ибо в приличном обществе появляться так стыдно, я спустилась и упала на газон, облизываемая соскучившейся зелененькой. Она так яро меня облизывала, что я заподозрила неладное и, наверное, обратилась бы с криками к нашему специалисту по уходу, но рядом со мной спрыгнула на землю Самаэлен и потянула носом.
— Ты в чем купалась? — вкрадчиво поинтересовалась она, закрывая лапой нос.
— Эм… — Я бы почесала макушку, если бы могла, но перерывов в облизывании Жабка не делала.
— Ясно, — фыркнула кошка. — До чего руки дошли?
— Угу, — промычала я, уклоняясь от очередного облизывания. — Стоп! Хватит! Запрет!
Но Жабка плевать хотела на все мои запреты и приказы, продолжая радоваться.
— Ну терпи тогда, — с затаенным удовольствием фыркнула кошка. — Пока весь запах не перебьет — не успокоится. Ты же пахнешь сейчас как вакантная хозяйка. Считай, хочешь отказаться от нашей Жабки и другую себе присмотреть. Знаешь, как ты ее волноваться заставила? — Самаэлен ткнула лапой в земноводное. Почувствовав важность момента, Жабка отвлеклась и хмуро квакнула.
— Ну прости. — А что еще мне оставалось делать? Пришлось лечь звездочкой и разрешить облизывать. А то обидится еще, уйдет, а нам гонки, может, светят. За честь и достоинство семьи. Кто его знает?