Полевой агент

«А что это за идеал, папа?» - из-за блестящих очков. Впервые за несколько недель она назвала меня папой. Также я заметил, что она не ругается, что со Стефф может быть чем-то вроде красного предупредительного сигнала.

«Ну, скажем, например, у кого-то есть идеалистическое видение Англии как матери всех демократий. Или они любят нашу дорогую Королеву с необъяснимым рвением. Возможно, для нас больше не существует Англии, если она когда-либо существовала, но они думают, что она существует, так что продолжайте ».

«Как вы думаете?»

«С оговорками».

"Серьезные оговорки?"

«Ну, а кто бы этого не сделал, ради Бога?» - отвечаю я, уязвленный предположением, что я почему-то не заметил, что страна находится в состоянии свободного падения. «Кабинет тори из меньшинства, состоящий из десятых членов. Министр иностранных дел, не знающий свиньи, которому я должен служить. Труда не лучше. Полное кровавое безумие Брексита »- я прерываюсь. У меня тоже есть чувства. Остальное пусть говорит мое возмущенное молчание.

«Значит, у вас есть серьезные сомнения?» - настаивает она самым чистым тоном. «Даже очень серьезно. Да?'

Слишком поздно я понимаю, что оставил себя широко открытым, но, возможно, именно этого я хотел достичь все время: дать ей победу, признать, что я не отвечаю стандартам ее блестящих профессоров, и тогда мы все можем вернуться быть тем, кем мы были.

«Так что, если у меня есть это право, - продолжает она, когда мы приступаем к следующему восхождению, - ради страны, в отношении которой у вас есть серьезные сомнения, даже очень серьезные, вы убеждаете других граждан предать свои страны. И в качестве запоздалой мысли:

сын, потому что они не разделяют тех же оговорок, что и вы, в отношении своей страны, тогда как у них есть сомнения в отношении своей собственной страны. Да?'

При этом я издал веселый возглас, признавая почетное поражение и одновременно прося смягчения:

«Но они не невинные ягнята, Стефф! Они работают волонтерами. Или большинство из них. И мы заботимся о них. Мы их поддерживаем. Если им нужны деньги, мы даем им их. Если они в Бога, мы делаем с ними Бог. Все, что работает, Стефф. Мы их друзья. Нам доверяют. Мы обеспечиваем их нужды. Они обеспечивают наших. Так устроен мир ».

Но ее не интересует, как устроен мир. Она заинтересована в моем, что станет очевидным по следующей поездке:

«Когда вы говорили другим людям, кем быть, задумывались ли вы когда-нибудь о том, кем вы являетесь?»

«Я просто знал, что был на правильной стороне, Стефф», - отвечаю я, когда моя желчь начинает подниматься, несмотря на лучшие наставления Прю.

"А что это за сторона?"

«Моя служба. Моя страна. И твоя тоже ».

И в нашу последнюю поездку, после того как я собрался:

«Папа?»

«Огонь».

«Были ли у вас романы за границей?»

"Дела?"

«Любовные романы».

«Твоя мать сказала, что я сказал?»

"Нет"

«Тогда почему, черт возьми, ты не занимаешься своим чертовым делом?» - рявкаю я, прежде чем успеваю остановиться.

«Потому что я не моя чертова мать», - кричит она в ответ с такой же силой.

На этой печальной ноте мы в последний раз расстаемся и разойдемся вниз в деревню. Вечером она отклоняет все предложения взорвать стены со своими итальянскими приятелями, настаивая на том, что ей нужно лечь спать. Что она и делает, выпив бутылку красного бордового.

И я, после приличного перерыва, в общих чертах передаю Прю нашу беседу, опуская для нас обоих беспричинный прощальный вопрос Стефф. Я даже пытаюсь убедить нас обоих, что наша маленькая беседа была выполнена, но Прю слишком хорошо меня знает. На следующее утро, возвращаясь в Лондон, Стефф садится по другую сторону прохода. На следующий день - накануне ее возвращения в Бристоль - у нее и Прю происходит ужаснейшая ссора. Как выясняется, ярость Стефф направлена ​​не на ее отца за то, что он шпион, или даже на то, чтобы убедить других быть шпионами, мужского или женского пола, а на ее собственную многострадальную мать за то, что та хранит такую ​​монументальную тайну от собственной дочери. тем самым нарушив самое святое доверие женственности.

И когда Прю мягко указывает, что секрет раскрывать не она, а мой, и, вероятно, не мой, а секретный, Стефф выбегает из дома, ложится на землю к своему парню и едет одна в Бристоль, опаздывая на два дня. на начало семестра после отправки парня забрать ее багаж.

*

Где-нибудь в этой семейной мыльной опере Эд появляется в качестве гостя? Конечно, нет. Как он мог? Он никогда не покидал остров. И все же был момент - ошибочный, но тем не менее запоминающийся, - когда молодой человек вошел в гости к Прю и мне, когда мы наслаждались кротовым соусом из старины и белым графином в лыжной хижине Trois Sommets с видом на всю местность, и он мог быть двойником Эда. Во плоти. Не чучело, а самого себя.