Полежаевские мужички

Вот если бы Митьке не нянчиться с братом, он бы из леса только поесть прибегал. А то выкраиваешь горе-часы, когда мать не на ферме и когда она в настроении.

Никаких своих интересов… Алик Макаров не зря его упрекал за это. Действительно, весь белый свет Никола затмил.

А ведь и у Алика Макарова — он говорил — был годовалый брат. Но Алик сумел как-то совместить свои интересы с настояниями родителей нянчиться с ним. А как?

Алик не единожды обещал Митьке посвятить его в тайну — и об отце рассказать, выполняющем секретное задание правительства, и о брате, которого Макаровы оставили неизвестно где. Уж не в Улумбеке ли по Солнечной поляне гуляет, под Аэлитой от дождя прячется? Теперь у Алика, пока они не помирятся, ничего не узнаешь. А мириться с Аликом ни Митька, ни Вовка не собирались, если он не прекратит чепуху про полежаевский лес сочинять.

— Нет, я его отучу нашего леса бояться, — пообещал Вовка Воронин и, сбиваясь, завысвистывал какой-то непонятный мотив. Руки в карманы сунул, прошелся деловито по луговине, усыпанной березовым листом. — Ох уж и отучу.

И, не оглядываясь, покатил домой.

Верная примета, что ничего ему на ум не взбрело. Уж Митька ли своего дружка не знает: если в голове у Володьки какой-то план вызрел, так он домой не пойдет, он медлить не станет, сию же секунду приступит к его исполнению. И кому-кому, а Митьке-то обязательно во всех деталях раскроет свой замысел, ничего от него не утаит.

А тут сразу домой отправился. Значит, пуста голова.

* * *

Митька не вытерпел, спросил при встрече у Алика:

— Ты, говорят, ухоженный лес нашел?

Алик смутился ненадолго:

— Да нет, — скривил он губы, — у вас везде беспорядок… Просто маме захотелось грибного супа сварить, и я, чтоб напрасно времени не терять, по-быстрому сбегал в березнячок.

— Ну, и понравился маме твой суп? — Митьку выводила из себя способность Алика держаться невозмутимо.

— Отвела душу… А вообще-то у вас в грибах очень низкий процент белка. Вот у нас в Улумбеке грибы на вкус резко отличаются от ваших в лучшую сторону.

— Ну, если ты по канавам собирал зачуханные маслята, так они и от наших грибов отличаются.

Алик артистично вытянул шею, склонил рыжую голову набочок:

— Это почему маслята? Я принес одни белые…

Неслыханная наглость! Да что, Митька не знает, где белые растут, а где о них и слыхом не слыхивали?

Митька не знал, как уличить Алика во лжи. Подкараулить в поле и выхватить корзину: вот, мол, смотрите, сплошные сыроеги? Можно, конечно, и так. Но Алика же не припрешь к стене. Скажет, да, сегодня не повезло, а вот вчера удачно на кустик один нарвался — полную корзину боровичков нарезал. Что промямлишь ему в ответ? Врун, мол, и все такое прочее. А факты где, что врун? Нету фактов, одни предположения.

Но и Алик уязвим, ой, уязвим… Его ахиллесову пяту все Полежаево знает.

И у Митьки как-то само собой вырвалось предостережение:

— Смотри, Алик… В овсы медведь стал наведываться… Не наткнись на него… Один ведь и есть один.

Алик надменно усмехнулся:

— А я в овсы не хожу, — и ботиночком прочертил на земле черту. Как отрезал. Меня, мол, не запугаешь.

Митька не сразу нашелся, в какую сторону и разговор повернуть. Алик, видно, решил, что Митька его берет на пушку. Но Митька про овсы-то как раз и не врал. Медведь действительно повадился в поле, измял вдоль лесной опушки не один загон, обсасывая метелки овса. Конечно, он выбирался из березняка не днем, а дожидался, когда свечереет, когда деревня затихнет, но факт оставался фактом — медведь лакомился овсом.

— Мне не веришь, у мужиков спроси, — настаивал Митька, сознавая, что хоть и говорит правду, а все равно расчет делает на то, чтобы Алика застращать. Какой медведь днем в деревню придет? Он же не с ума спятил…

Алик беззаботно отмахнулся от Митьки:

— Ладно тебе сказки рассказывать. — У него ни в одном глазу страху не было. Он и песенку даже запел самым натуральным голосом — нигде не сглотнул одрога: — «Я медведя не боюсь, я на дерево взберусь».

Митька, все же продолжая начатый тон, пугающим шепотом предупредил:

— Смотри-и… В березняке деревья, сам знаешь, какие. Ни на одно не взберешься… Любое удилищем согнется.

Алик беспечно засмеялся:

— До того пугал, что, наверно, и самому страшно стало? — Он пытливо уставился Митьке в глаза.

Митьке и вправду сделалось не по себе от своего жуткого шепота.

— Ну, смотри, — повторил он припугивание, явно не выдерживая состязания с Аликом. — Мое дело предупредить. А ты поступай, как хочешь.

* * *

Вечером Мария Флегонтовна пришла к Микулиным за молоком, поставила бидончик на застланный клеенкой стол.

— Митя, сводил бы ты моего парня за белыми грибами. Я его посылаю-посылаю, а он мне одни ошметки приносит, все в червях, — чистить начну, так больше половины выбрасываю…

«Вот тебе раз!» — чуть не присвистнул Митька и отвернулся, чтобы Мария Флегонтовна не заметила торжества в его глазах.

Но ее о чем-то спросила Митькина мать, и Мария Флегонтовна переметнулась на другой разговор, тут же, видимо, и забыв о своей просьбе.