Большой фарме, однако, мало такого уютного механизма. В бесконечной погоне за прибылью она стремится получить государственную защиту от свободного рынка, хотя сама использует его по полной программе. Это как съесть пирожок и оставить его себе! Вот как это работает (спасибо профессорам Дональду Лайту из Университета медицины и стоматологии Нью-Джерси и Ребекке Уортбертон из Викторианского университета в Канаде, чьи работы показали ряд малоизвестных и порочащих фактов в отношении Больших утверждений о Больших затратах Большой фармы)7.
В онлайн-обзоре результатов Лайт и Уортбертон делают следующий вывод. Большая фарма оправдывает затраты и колоссальные прибыли заявлениями об очень высоких расходах на исследования и разработки, необходимые для вывода на рынок нового препарата. Чаще всего приводится ошеломляющая цифра — 1,32 млрд долларов за препарат. Это уйма денег, учитывая, что, согласно данным независимых групп обозревателей, 85% новых лекарств бесполезны или ничем не лучше имеющихся. Но, по словам Лайт и Уортбертон, цифра 1,32 млрд раздута, «чтобы оправдать высокие цены и [получить] государственную защиту от свободной рыночной конкуренции и большие налоговые льготы». Завышенные оценки помогают прикидываться бедными и водить за нос правительство, которое вводит антиконкурентные законы и освобождает их от налогового бремени. В конце концов, если ограничить фармацевтическую промышленность, произойдет трагедия и национальная катастрофа. Представьте: прорыв в лечении рака недалек, но мы его не увидим, потому что какой-то компании пришлось сократить бюджет на разработки.
Проведя тщательный анализ и опубликовав результаты в научных изданиях, Лайт и Уортбертон заявляют: «нельзя доверять никаким оценкам» стоимости разработки лекарств Большой фармой. Они выяснили, что для стандартных лекарств затраты намного меньше и в среднем составляют всего около 98 млн долларов на разработку (21–333 млн долларов), плюс какая-то сумма на исследования. Последнюю оценить практически невозможно, поскольку сложно понять, что считать научным исследованием, ведущим к изобретению конкретного препарата. К тому же, по данным Национальной академии наук и других официальных отчетов, большинство фундаментальных исследований проводится за государственный счет, и «84% мировых фондов на исследования формируется из государственных средств и благотворителями».
Независимые и надежные источники оценки стоимости говорят, что Большая фарма дурачит систему, как ребенка. Во-первых, они придумали эти 1,32 млрд долларов, оценив стоимость только 22% самых дорогих лекарств (новые химические соединения, разработанные самой компанией) и намекая, что это среднее значение для всех препаратов. Во-вторых, затраты на рандомизированные клинические исследования, которые они приводят, выглядят завышенными, поскольку в них включено в два раза больше участников, чем в среднем по данным FDA, а затраты на каждого выше в шесть раз. В целом стоимость исследований Большой фармы более чем в двенадцать раз выше, чем средняя, полученная из независимых источников. В-третьих, заявленная ими продолжительность как исследований, так и рассмотрения заявок на регистрацию новых лекарств существенно выше, чем заявляемая FDA.
И это не все! Большая фарма раздувает процентную ставку, которую использует для определения затрат на привлечение капитала, и игнорирует налоговую экономию, связанную с разработками и использованием офшоров. Этот недобор налогов, согласно Лайту и Уортбертону, «мог бы покрыть практически все затраты на фармацевтические разработки»8.
В целом цена, которую отрасль платит за разработку новых препаратов (с учетом государственных грантов), достигает всего 70 млн долларов, а не 1,32 млрд. Кстати, добавлять 0,02 млрд долларов к 1,3 млрд — смешно. Это говорит о том, что Большая фарма использует рыночный трюк мнимой точности, чтобы общественность поверила, будто они провели математическую оценку.
Большая фарма твердит нам Большую ложь десятилетиями. Когда в 1969 году президент Линдон Джонсон выступал перед группой руководителей фармпрома, он прямо заявил: им хорошо известно, что национальные институты здравоохранения проводят исследования за них, а по счетам платит общество.
Отрасль реинвестирует прибыли стратегически, скупая эфирное время, чтобы вещать Большую ложь. США — одна из двух стран мира (вторая — Новая Зеландия), в которых фармацевтическим компаниям можно обращаться не к врачам, а напрямую к клиентам9. Под натиском рекламы мы все чаще «спрашиваем доктора о виагре» и тысячах других фирменных лекарств.