Полезный Груз

– В роддоме, когда обнаружился порок, сестра будущего министра произвела обмен. Нашли девочку-подкидыша примерно той же комплекции, только чернявую. И поменяли. А ненужную, с пороком сердца, удочерил овдовевший священник. И назвал Елизаветой. Ваша дочь была в том же роддоме, куда ее привезли Лопухин и та богатая пара, уже заплатившая деньги за мальчика и девочку. Для отвода глаз главврач придумала хитроумный ход. Документы, доказывающие факт подмены, сунули в другую папку, в компьютер ввели такое, что потом программисты месяц разбирались. И если кто стал бы копать впоследствии, получилось бы, что девочка с пороком сердца должна была достаться подопечным Лопухина, и именно ее заменили.

Муравьев напрягся, пытаясь сообразить, что все это означает.

– Вы провели вчерашний день с вашей дочерью, Дубинский, – сказал Глеб. – Она наш сотрудник. Она не знает, что она ваша дочь. Вас это, насколько я понимаю, устраивает. Она даже, хотите верьте, хотите нет, не знает, что она не дочь своих родителей. Может, подозревает что-то. Но боится копать. А родители ничего не говорят. Надеюсь вы с ней не переспали? Вряд ли. Она гордая – типичная богатая дочурка, золотая молодежь. В голове ветер.

Вот оно что, подумал Муравьев. Пиночет … Пиночет … А Дубстер знает? А похоже, что знает! То есть, эта южноафриканская сволочь все эти годы морочила голову не только властям, но и мне тоже. Во имя безопасности дочери. Никому не верит Дубстер. Даже мне. Его можно понять. Но все-таки как-то обидно. Хотя я, конечно же, дурак. Мог бы и сам кое-о чем догадаться. Ни Проханова, ни Чайковская … совсем не похожи на Дубстера. Ни внешностью, ни тем более характером. Скотина. Я с его подачи вожу за нос кирасиров, полицию, власть, и его же дочь, а он тем временем водит за нос меня. Впрочем, такое упорство не может не вызывать восхищения. Но мы с тобой еще поговорим об этом, Дубстер. Будет еще на твоей уголовной роже, состоящей не из элементов, а черт знает из чего, фингал. Не сомневайся. Гад.

– Моей дочерью? – переспросил он, притовряясь, что поражен этой новостью.

– Да, представьте себе.

Некоторое время Муравьев смотрел мимо Глеба, изображая лицом внутреннюю борьбу. Сжав губы, спросил:

– Что будет с Чайковской? И Прохановой?

Глеб помрачнел.

– Ничего не будет. Где они в данный момент?

– Не знаю.

– Не врите, Дубстер. Куда бы вы их не спрятали, я спрячу лучше. Иначе их найдут, и … понимаете? В ваших же интересах рассказать мне, куда вы их дели. Все-таки я непосредственный начальник вашей дочери, и многое в ее судьбе и жизни от меня зависит. Видите – я не грожу вам, я не говорю, что с ней что-нибудь случится…

– Вы, Глеб, не распускайтесь, – мрачно и зло сказал Муравьев. – У вас ведь тоже семья есть. И побочный сын. И новая жена.

Глеб расправил плечи, подошел к Муравьеву, и хуком справа опрокинул его вместе со стулом. Затем нагнулся, взялся за ворот Муравьева и спинку стула, и вернул допрашиваемого в прежнее положение.

– Угрожаю здесь я, – сообщил он.

Муравьев лизнул кровоточащую губу. Больно, зараза, и в голове звенит.

– Зря вы это, Глеб, – сказал Муравьев. – Очень зря. Вы недооцениваете мои возможности.

– Значит, вы мне все мне рассказали, – заметил Глеб. – Что ж. Продемонстрируйте. Прямо сейчас.

– Напрашиваетесь.

– Пусть так. Ну?

– Потом жалеть будете.

– Уж это моя забота.

– Ну, хорошо, – сказал Муравьев, плохо себе представляя, что будет сейчас делать.

В этот момент в кармане Глеба заверещала связь.

Он вытащил ее из кармана, посмотрел на дисплей, нахмурился, включил, и сказал:

– Слушаю. … Так … Как – взрыв? Они что, раньше времени начали? … Вот подонки! … Как дети, честное слово … Так. … И радиус какой? … Вся Авдеевка … Так. Понял. А вояки? … Понятно. Берут в кольцо? … Ну, хоть эти сориентировались. … Какие танки? Зачем там танки? Кого и что там танками давить, что за хуйня … Хорошо, стой где стоишь, я сейчас спущусь в рубку.

Он сунул связь в карман и сказал:

– Сейчас вернусь.

И вышел.

И тогда Муравьев выпростал пальцами газоую зажигалку из нашитых петель, нащупал кнопку, включил, и секунд за пять пережег пластиковый жгут. Еще около минуты ушло, чтобы освободить ноги, и еще секунд тридцать, чтобы пережечь и содрать браслеты. Оставалось ощущение неудовлетворенности. Рудольфа, возящегося по соседству с аппаратурой, можно было придушить или связать, но толку от этого не было бы никакого. Следовало завершить беседу с Глебом.

Он направился к двери. Спустился по лестнице. На нижнем уровне раздавались голоса. Он пошел туда.

Глеб и двое его людей смотрели в экраны и куда-то звонили. Муравьев встал у притолоки. На него обратили внимание. Глеб обернулся в тот момент, когда на Муравьева уже направили пистолеты.

– Блядь, – сказал Глеб.

– Ваша фамилия Астафьев? – спросил Муравьев.

Глеб покачал головой, не зная, что делать и что думать.

– Авдеевка горит?

– Горит, – согласился Глеб.

– Нужно действовать.

– Мы действуем.

– Вы не поняли. Мне нужно действовать. Дайте мне вуатюр.

– Зачем?

– Я поеду в Авдеевку. Быстро. Времени нет.

– Вы можете … потушить?…

– Нет, но, возможно, я смогу спасти несколько человек.