Полгода — и вся жизнь

Она не пошла в монастырь прямой дорогой. Она знала, что со стороны леса есть тропинка, которая ведет прямо во дворик с фонтаном, а оттуда легко попасть в императорские палаты.

«Почему она побежала, — думала девочка. — Почему так быстро?»

* * *

В конце недели Винцент наконец получил весточку из Вены. В открытке было лишь несколько предложений. Баронесса писала, что отец болен и поэтому они не смогли приехать, но он не должен беспокоиться. Может быть, она приедет одна.

Сообщение о болезни отца потрясло Винцента. С тех пор как он себя помнил, барон отличался отменным здоровьем. Чувство беспокойства снова затрепетало в нем, но он быстро переключился на мысли о Камилле, о том, как она каждый вечер появляется в раскрытых створках дверей и, замедлив шаги, приближается, ища его взглядом, как будто не видит его. Он думал о множестве вопросов, которые задаст ей, и о ее осторожных ответах, о невольно возникающем молчании и страхе растратить понапрасну короткое время, которое отводилось им для встречи. Он думал о том, как он смотрит ей вслед, когда она уходит, и представляет при этом, что она не отдаляется от него, а, наоборот, возвращается и опять подходит к нему. Образ возвращающейся Камиллы отодвинул на второй план сообщение баронессы, и Винцент даже не заметил, как изменился ее почерк.

В тот день, когда пришла открытка, санитар отвел его в операционную, которая прежде была капитульным залом средневекового монастыря. Последний рентгеновский снимок раненой руки был настолько хорошим, что врачи решили снять гипс. Пациент терпеливо выдержал эту неприятную процедуру и даже не очень удивился красно-фиолетовому цвету кожи и грубым рубцам пулевых ранений. Винцент попросил врача выдать ему пропуск за пределы монастыря. Врач пообещал.

— Теперь мы можем выходить отсюда, — сказал он взволнованно, когда пришла Камилла. Он был в форме и торжествующе показал ей пропуск.

— Значит, ты выздоровел, — сказала Камилла и просияла.

— Нет, — ответил он. — Это значит, что я могу теперь забыть о войне и лазарете. Вместе с тобой.

Он взял ее под руку. Она не сопротивлялась. Они пошли по длинному коридору к выходу. Уже у ворот Камилла оглянулась и увидела вдалеке маленькую светлую фигурку девочки, тихо сидящую на скамейке.

Дорожка, ведущая к ручью, была крутой и каменистой. Камилла шла вперед, осторожно и медленно. Внизу она опустила руки в прохладную воду и приложила их к щекам Винцента. Потом они пошли дальше вдоль ручья. Когда берега освещало солнце, на кустах малины светились несобранные ягоды.

Разрушенная крепостная стена монастыря в некоторых местах была прямой, как стрела, но нередко немыслимыми изгибами тянулась вдоль темного леса с могучими деревьями, в котором когда-то охотились духовные отцы и их гости. Стена взбиралась вверх по маленькому холму, за ним лес кончался и начинался огромный, простиравшийся до линии горизонта луг. На траве были видны маленькие следы, ведущие к просвету в стене, за которым находились дикие заросли бывшего зверинца. Теперь там ходили разве что лесорубы.

— Это мои следы, — сказала Камилла. — Мы пришли.

За стеной под низкими сосенками рос кустарник. Сосновая поросль тянулась к небу. Пахло смолой и сеном. Вокруг черных пеньков росли полевые колокольчики. Темные стайки насекомых разлетались, как бы играя, при виде капустницы, а потом опять собирались вместе. На маленьком свободном пространстве трава с трудом пробивалась сквозь плотный мох. Камилла расстелила там свой передник.

— Посмотри, — сказала она. — Через верхушки деревьев видны окна монастыря. Я иногда сидела здесь и представляла себе, что ты там, за этими окнами.

Они сели на передник, тесно прижавшись друг к другу.

— Раньше мы не часто встречались, — сказал Винцент.

— Ты был уже взрослым, а я — еще маленькой. Иногда ты говорил со мной. Как с ребенком. Или с кем-то, кто живет в другом мире.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ведь жил не так, как я.

— Смешно, что ты так смотришь на это. Ведь мы были соседями.

— Да. Но я всегда знала, что нас разделяет большее, чем решетка в саду. Когда я стояла около нее, смотрела в ваш сад и слушала, как вы разговариваете, ваши слова проникали не через решетку, они пролетали над ней. Только тогда я могла их слышать.

— Почему, Камилла? Я не понимаю тебя.

— Наверное, потому, что ты — Винцент Ротенвальд, а я — Камилла Лангталер.

Теперь он понял.

— Так думаешь только ты, не я. А сейчас эта решетка между нами все еще существует?

Камилла чуть-чуть подняла руку над землей:

— Она стала ниже и почти незаметна.

— Давай, — сказал Винцент и потянул Камиллу вверх, — перепрыгнем через нее.

Он заставил ее перешагнуть через ветку, лежавшую на земле.

— Правда, это было нетрудно? Сейчас мы в саду Ротенвальдов. Здесь собрались все. Мои родители, братья и сестры. Маленькая Антония прибежала и сказала: «Очень хорошо, что ты привел Камиллу». Моя мама говорит: «Камилла — наш гость». Мой отец с видом знатока произносит: «Она очень милая девочка». Мои братья еще маленькие и ничего не понимают. Они смеются.

— Что будет потом? — спрашивает Камилла быстро.

— Потом мы пойдем в дом.