Полгода — и вся жизнь

Напротив меня, на голубых, с бело-золотой каймой, обоях висели две картины. На них были изображены женщины в стиле Фрагонара. Дама справа чуть склонила тонкое, нежное лицо под широкополой, надвинутой на лоб шляпой, ленты которой мягко спадали на молочно-белую кожу ее декольте. Ее грудь прикрывала шаль из прозрачного, струящегося материала. Длинные каштановые локоны, видимо слегка припудренные, подчеркивали беспечное выражение ее лица, которое, однако, не побуждало зрителя к размышлениям, полностью подчиняясь его воле. Дама была милой и симпатичной, но не нравилась мне. Лицо другой женщины — слева — было изображено лишь на три четверти. Она не смотрела на зрителя. Черты ее лица, прекрасные, но жесткие, выражали решимость и непокорность. Светлая вуаль, едва коснувшись волос, резко спадала вниз. На белые плечи был накинут красный бархатный платок. Вырез платья — едва прикрыт, однако чувствовалось, что она не хочет выдавать свои тайны, не желает, чтобы ее поняли и разоблачили. Этот образ однозначно ассоциировался в моем сознании с Камиллой. Но, в отличие от нее, эта женщина внушала не страх, а мужество. Она нравилась мне. Она была моей союзницей в разговоре, который должен принести мне победу.

— Во Флориде, — убеждал меня Юрген дальше, — есть отличные университеты. Там Матиас сможет подготовиться по любой специальности. От Флориды до Барбадоса — один короткий перелет. Матиас сможет, если захочет, приезжать ко мне на выходные. Пойми, у него там будет дом, мы сможем много времени проводить вместе. На островах живут иначе, чем в Европе. Там и время течет по-другому.

— Ты уже переставил свои часы, Юрген?

— Давно, Рената. Мы работаем друг на друга — время и я. Я знаю это наверняка, хоть и не могу доказать.

— Да, — кивнула я, — это можно понять, только живя там. Значит, ты сумел войти в новую жизнь победителем.

— Разве не заметно? — спросил Юрген. Может быть, это покажется смешным, но эти его слова напомнили мне Грегора. До сих пор я никогда не сравнивала их.

— Я тоже не пропала, — сказала я просто, без всякой гордости.

Мне показалось, что Юрген слишком поспешно постарался заверить меня в этом. Я убедилась, что он не собирается больше заниматься спасением моей персоны, и поэтому у меня не было желания бросить ему в лицо пару сомнительных сообщений о моих победах. Я терпеливо выслушала его гимн Барбадосу, совершила прогулку по пестрым и шумным улицам Кингтауна, последовала за ним в прохладные, просторные комнаты его белокаменного дома, восхитилась экзотическими растениями большого тенистого парка, будто наяву увидела, как чернокожий мальчик беззвучно подает Типунш на террасу, сбежала по узкой тропинке на пляж, к лодочной станции, была очарована формой и превосходной оснасткой яхт, попыталась представить темное ночное небо с незнакомыми звездами, под которым белые люди, одетые в платья из шелка и льна, дружески беседовали друг с другом или танцевали под завораживающие мелодии духового оркестра. Я кивала или с удивлением покачивала головой, слушая его рассказ. Теперь я смогла вдруг ясно представить себе жизнь своего бывшего мужа, о которой до сегодняшнего дня ничего не знала и не хотела знать. Искусственно созданный туманный занавес между нами исчез, его жизнь отчетливо предстала передо мной. Но в этих декорациях, составленных Фата Морганой и реальностью, передвигался не Юрген, а какой-то чужой человек. От края сцены к нему приближался хорошо знакомый и любимый мною образ, и я знала, что чем ближе он подходит к незнакомцу, тем больше становится похож на него. Вглядываясь из темноты в возникшую передо мной картину, я убрала из этих декораций того, кого некогда любила.

Официант убрал пустые рюмки и тихо спросил, не хотим ли мы еще чего-нибудь заказать. Я отказалась, а Юрген попросил виски. К соленому миндалю мы не притронулись. Оливки в этот раз не подали. В бар вошла еще одна пара, они заняли столик у противоположной стены и начали громко разговаривать. Лицо Юргена стало злым. Он был явно настроен сопротивляться до конца.

Я выслушала все остальные доводы в пользу приезда Матиаса на Барбадос после выпускных экзаменов. Ведь два летних месяца он еще проведет со мной. И потом, пришло наконец время познакомить Матиаса с его женой. Мне известно, какой интерес она проявляет к другим людям. Есть и еще одна причина довольно щекотливого свойства, но именно поэтому о ней надо тоже подумать. Как можно требовать от Матиаса жить под одной крышей с другом своей матери, насколько он знает, молодым человеком. Он не имеет, конечно, ничего против него, действительно ничего. Но Матиас попадает таким образом в довольно тяжелую ситуацию.

Я знала, что услышу подобный упрек, и была к этому готова. Я всегда допускала мысль о том, что мой бывший муж узнает о моей связи с Грегором.

— Так, значит, мама тебе обо всем доложила, — сказала я.

— Я узнал об этом не от мамы, — ответил Юрген.