Полгода — и вся жизнь

Мария Лангталер изменилась. Камилла стала замечать, что мать после случая в саду у Вегереров и дальше намеренно выставляла напоказ свои женские прелести. Она начала вдруг уделять внимание своей внешности. По утрам надевала светлую блузку, которая очень подчеркивала ее загар, зачесывала высоко волосы и закручивала их, как того требовала мода, в пучок. Теперь не только по субботам, но почти каждый день она становилась в таз и тщательно мылась, ровно в шесть вечера снимала передник и надевала легкое летнее платье. При этом она как можно туже затягивала пояс, оставляя верхние пуговицы платья не застегнутыми. Однажды Камилла застала ее за странным занятием: мать старательно покрывала свои короткие, ломаные ногти розовым лаком. Потом Камилла обнаружила в ящике стола тюбик губной помады, а вечером видела, как перед прогулкой она красила губы, чего раньше никогда не делала. Теперь мать включала радио всякий раз, когда передавали развлекательные программы. Если же Камилла хотела прослушать новости с фронта, она выключала приемник. Мать часто распевала песни ее молодости или же псевдооптимистические шлягеры, которыми национал-социалистическая пропаганда дурила народу голову. Она перестала заботиться о том, чем занята Камилла. Порой даже казалось, что постоянное присутствие дочери было ей в тягость. Все чаще она говорила о том, как вкусно будут кормить школьников во время уборки урожая. На это Камилла только молча и упрямо покачивала головой. Что-то внушало ей страх. Ей одновременно и хотелось и не хотелось наблюдать за ней. Она желала узнать причину происшедших в матери перемен и в то же время боялась этого из-за дистанции между ними. Камилла стала часто противоречить матери.

Однажды, после долгих недель ожидания, пришло письмо от отца. Камилла положила его нераспечатанным на буфет.

— Можно я прочту его? — спросила она.

— Да, конечно, — ответила мать и вышла.

Отец писал, что у него все в порядке и вскоре он, вероятно, приедет в отпуск.

Вечером Камилла сказала об этом матери. Та без всякой радости объявила, что у нее сейчас нет времени, чтобы написать ответ. Камилле показалось, что мать испугана.

У фрау Бергер теперь было меньше работы, так как ей приходилось обслуживать только инженера. Камилла часто приходила к ней на кухню.

— У меня началась хорошая жизнь, — сказала та. — Рената уезжает. А вот ее мать скоро приедет, хотя она-то могла бы и подольше не возвращаться. Твоей матери тоже хотелось бы этого, да?

— Да, — добродушно ответила Камилла, — она сейчас очень довольна жизнью.

— Инженер, кажется, тоже доволен. Они оба довольны.

Интонация, с которой это сказала фрау Бергер, заставила Камиллу насторожиться. Она вопрошающе взглянула на нее, но та опять склонилась над гладильной доской и стала энергично водить по ней тяжелым утюгом. Камилла хотела сменить тему разговора.

— Пользоваться пылесосом можно только после десяти часов, в те же часы разрешается гладить, — повторила она предупреждение об экономии электроэнергии, которое ежедневно передавали по радио и печатали в газетах.

— Сейчас без пятнадцати десять, фрау Бергер.

— Мне все равно. Я распоряжаюсь временем по своему усмотрению. У твоей матери теперь появилось свободное время, она даже ходит гулять. Недавно я встретила ее около завода нашего хозяина. Она сказала, что пришла в те края купить что-нибудь для тебя. Расскажи-ка, что ты получила в подарок?

Молчание длилось только долю секунды.

— Деревянные сандалии, — сказала Камилла быстро. — Их можно купить без карточек.

Этот ответ, кажется, не устроил фрау Бергер.

— Как можно покупать обувь без примерки? Они подошли тебе?

— Еще как, — сказала Камилла и, поставив на карту все, добавила: — Если хотите, я покажу вам их.

Так далеко интерес фрау Бергер не заходил. Однако, когда Камилла встала, чтобы уйти, она спросила, нет ли вестей от отца.

— Может быть, он скоро приедет в отпуск, — ответила девушка.

— О Господи! — сказала фрау Бергер.

— Почему вы так говорите? — спросила Камилла и дернула за ручку двери так, что заскрипели петли.

— Это я просто от неожиданности, — ответила фрау Бергер, — ты ведь понимаешь.

Яркий свет солнечного, жаркого дня ударил Камилле в глаза, и она зажмурилась. Она бы с удовольствием под каким-нибудь предлогом пошла к баронессе, но ей ничего не приходило в голову. Она отправилась домой. Мать лежала на кровати и читала свой журнал с дешевыми романами.

— Почему ты лежишь днем в кровати? — спросила Камилла. — Ты заболела?

— Может быть. Что ты на меня так смотришь? — вдруг не сдержалась она. — Разве мне нельзя хоть ненадолго почувствовать себя женщиной?

Камилла вышла и позвала Пако. Его лапа уже зажила. Он прыгнул ей навстречу.