Полгода из жизни капитана Карсавина

— Первая заповедь, — Карев накренил свою фуражку набок — положение «а ля черт побери!» — и назидательно, словно это был урок русского языка, продиктовал: — «Идешь на посадку — язык положи на стабилизатор». Понятно?

Анна смутилась.

— Не очень, товарищ капитан. Для чего такое? Это ведь и язык какой надо иметь!..

Карев нахлобучил фуражку на свой огромный нос, что означало недовольство, неудовлетворение ответом ученика и деловито пояснил:

— Это, голубушка, означает следующее: в воздухе прежде всего осмотрительность и еще раз осмотрительность! Или, как сказал поэт: «Враг хитер, у него звериная злоба». Значит что?.. Совершенно правильно: «Смотри в оба!..»

После первой такой дидактической беседы со штурманом полка Анна загрустила.

— Странный какой-то, — призналась Вахрамову. — Я ведь, Валя, тоже инструктором была. Славу богу, сорок два человека обучила летать. И без всяких там заповедей…

— Да ты не огорчайся, — успокоил Вахрамов. — Летчик он, говорят, бесстрашный…

«Бесстрашный-то бесстрашный, — рассуждала потом Анна, — смелость, бесстрашие среди пилотов предполагается как само собой разумеющееся, как профессиональная черта, как музыкальный слух у оперного певца…» Но вот то, что уже на следующий день ей продемонстрировал капитан Карев, по мнению Анны, граничило с мальчишеской бесшабашностью, какой-то отчаянностью этого человека.

— Представляешь, — рассказывала она потом Вахрамову, — взлетели мы на спарке. Скорость, мощь машины, конечно, сразу почувствовала — не наша тарахтелочка. Понятно, волнуюсь — как бы не сплоховать. Слежу и за показаниями приборов, и за обстановкой в воздухе, звуки все слышу — как мотор работает, какие команды с земли передают. И тут вдруг пробивается и долетает до меня удивительный художественный свист! Ну, думаю, хорошо начинаешь, летчик-штурмовик Аня Егорова, — галлюцинации с первого же полета. Потом все отчетливей, все ясней улавливаю опереточные мелодии из соседней кабины — и тогда все стало на место. Карев!.. По особой методе работает отец-командир. Поет песни — и ни слова. Так я выполнила один полет, приземлилась. А он взмахнул рукой, мол, давай еще. Я снова взлетела, снова выполнила полет по кругу. Когда же зарулила машину после посадки и подошла получать у штурмана инструкторские замечания, он посмотрел на меня и удивленно спрашивает: «Голубушка, вы не из пансиона благородных девиц?» Я еще больше растерялась, говорю, что сейчас постараюсь слетать лучше, только, мол, укажите на мои ошибки прямо в полете. Вот тут, Валя, ты бы посмотрел на инструктора Карева! Глаза сверкают, как у охотника за скальпами, нос еще больше сгорбатился!..

— Ну, полно, полно, — засмеялся Вахрамов, — ты хоть раз охотника за скальпами у себя в Торжке видела?

— Видеть — не видела, а представить могу. Слушай дальше, не перебивай давай…

Анна и Валентин Вахрамов попали в одну эскадрилью. Внешне грубоватый, по натуре Валентин был человек деликатный, по-девически застенчивый и очень добрый. Это подлец до поры до времени может скрываться под маской порядочности, фарисей и лицемер таким бойцом да радетелем за чужое счастье прикинется — имей только соответствующее выражение лица да сгущенность голосовых связок, — ведь и поверишь. А доброту, истинное благородство души человеческой чем другим разве заменишь, закамуфлируешь?..

Анна быстро подружилась с Валентином, и через несколько дней знала о нем все. Почти все. И то, что он родом из Сибири, где остались его мама и сестра, и то, что любит музыку и пишет стихи, читать которые никому не решается. Ей, правда, обещал почитать как-нибудь на досуге, но пока какой досуг! Боевая машина, утыканная пушками да пулеметами, не случайно прозванная немцами «черная смерть», ждет их во поле-полюшке аэродромном. Как-то ведь еще одолеть ее надо…

— Ну так вот, — подробно, обстоятельно Анна продолжала рассказ о своих полетах с инструктором на этой машине, — прошу, значит, я Карева еще разок провести меня на спарке, а он опять как зыркнет! «Марш, — говорит, — на боевой самолет!.. И сделать два полета по кругу самостоятельно! Нечего воздух утюжить. Война идет…»

Села я тогда в боевой номер «шесть», запустила мотор, вырулила на старт — пока ни о чем особенно не задумываюсь, работаю. На КП разрешили взлет — я по газам и пошла. А как от земли-то оторвалась — мать честная! — будто с качелей в шальную тройку пересадили. Ну и мо-то-ор!.. Дальше, понятно, старый пилотский принцип сработал: «Жить захочешь — сядешь!» А села я хорошо, прямо у «Т». Карев машет, давай, мол, еще полетик. Снова взлетаю. На душе уже спокойней — поглядываю на море. Горизонт в голубой дымке, а под плоскостями водная рябь на солнце так и играет. Вдруг что-то ка-ак хлопнет! Сердце мое застучало сильней мотора. Потом еще хлопок — и тишина. Сердце-то работает, а пламенный мотор вместе с винтом остановились.

— Вот это да-а!.. — похоже, искрение позавидовал Валентин Вахрамов. — Настоящие «Приключения капитана Немо, или Тысяча лье под водой».