Читаем Поля чести полностью

На обороте красивой черно-белой фотографии, запечатлевшей это событие, сохранилась надпись рукой Алины: тот же почерк, что и в тетради с песнями. Лаконичная запись говорит, скорее всего, о том, что опасность уже миновала: «5 февраля 1929, отъезд в Коммерси». Пьер сидит за рулем большущего автомобиля, напоминающего автобус, незаменимого при оптовых закупках фаянса. Руль справа, но не потому, что машина английская: просто в ту пору не столько опасались встречного транспорта, сколько боялись свалиться в кювет. Локоть лежит на опущенном стекле, лицо повернуто к фотографу с нескрываемым самодовольством, ведь ясно, что подобные автомобили встречаются не часто, особенно в нашем захолустье, где, может, всего один такой — это ли не свидетельство процветания, оттого и выглядит Пьер важной особой: очки в дорогой оправе, чуть подкрученные седеющие усы. Одет по погоде: шляпа, пальто, перчатки, шарф.

Алина, крупная, высокая, стоит возле дверцы, шляпа надвинута на лоб, кутается в лисий воротник, закрывающий лицо по самые глаза. На ней приталенное пальто с претензией на элегантность. Ветер ерошит ворсинки воротника, от холода она стучит ногой об ногу, так что щелчок фотоаппарата застает ее стоящей на носке одной ноги, назло законам всемирного тяготения. Взгляд насупленный, взволнованный и укоризненный, а рядом Пьер — торжествующий ребенок за рулем игрушки своей мечты. Она знает, его ничто не остановит, — эту черту отца унаследовал Жозеф. Но сына-то как раз на фотографии и нет, — может, он снимает.

«Как я тебе и обещал, дорогая», — такими словами открывается тетрадь путевых заметок Пьера, и мы понимаем, что обещанием досконального отчета он выторговал себе разрешение на отъезд. Он описывает путешествие с мельчайшими подробностями: как у него мерзнут руки и на каждой остановке он греет их о раскаленную крышку мотора, как дымится радиатор, сердится заправщик, перебегает дорогу черная кошка, что несомненно является дурной приметой, и так и получается — на следующий день, не то в Босе, не то в Бри (у него «белая пустыня») под колеса чуть не попадает курица, он круто поворачивает руль, машину заносит, и он оказывается в кювете. Спасибо, крестьянин вытаскивает его на двух волах, они распивают бутылку вина, а от денег тот наотрез отказывается, даже и слышать не хочет. Тетрадь используется и для записи расходов. Пьер всячески показывает, что не развлекаться поехал. В гостиницах останавливается самых скромных, днем перекусывает кое-как, вечером позволяет себе ужин поплотнее и в своем отчете предлагает нам выбирать вместе с ним между тушеной говядиной и жареной курицей. Сам предпочитает говядину, но заверяет, что с домашней ей не сравниться.

Он едет осторожно среди заснеженных полей, обращает внимание на состояние дорог и изменения пейзажа: вот появились изгороди, холмы, посадки, какие не встречались раньше, дальше пошли леса — словом, краткий курс географии. В Сансе любуется собором святого Этьена: он, надо думать, переписывает табличку у входа, но восторг его так неподделен, что невольно задаешься вопросом, не напоминает ли ему это архитектурное творение своими «величественными пропорциями» оставшуюся дома супругу. Попутно он примечает скобяные лавки, магазины хозяйственных товаров, в некоторые заходит (опыт перенять, как он пишет), ругает модные в Труа крашеные чулки, распределяет города по степени чистоты. На пустынных участках наблюдает перемены освещения, голубые отсветы инея на солнце, ветки в алмазных чехлах. Снег слепит глаза, он нацепляет на стекла очков цветные прозрачные обертки от леденцов — вот потеха: в автомобильное зеркальце на него смотрит клоун. Он жалеет бродягу, чуть живого от голода и холода, подвозит его до ближайшего города и дает немного денег, а вот продрогших цыган ругает последними словами: лошади плетутся еле-еле и ему приходится тащиться со скоростью их повозок.

Он думает о погибших братьях, об Эмиле, лежащем под эвкалиптом, успевшем только раз подержать на руках сынишку, о том, сколько лиха хлебнули они втроем на страшной той войне. Как тут не заехать в Верден. В Лемме, на Священной дороге, он останавливается у кафе, где вспоминают минувшие дни те, кому посчастливилось вернуться невредимыми, и калеки. Все они, паломники по местам своих страданий, в том числе и немцы, узнают друг друга без слов, здороваются кивком головы перед тем, как сесть за стол, и, не отрываясь, глядят на изрубцованный пейзаж, где символический смысл их существования был поднят на такую высоту, что после жизнь утратила вкус. Перед кафе палатка, там продает сувениры полчеловека (разрез продольный). Он бы обошелся без ноги, если бы одновременно не потерял руку с той же стороны и мог бы опираться на костыль. А так жена доставляет его к прилавку утром, и он стоит столбом до тех пор, пока она его не заберет под вечер. Чтоб его уважить, Пьер покупает для сестры несколько благочестивых открыток, отпечатанных во время войны. Одна из них из Коммерси.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гонкуровская премия

Сингэ сабур (Камень терпения)
Сингэ сабур (Камень терпения)

Афганец Атик Рахими живет во Франции и пишет книги, чтобы рассказать правду о своей истерзанной войнами стране. Выпустив несколько романов на родном языке, Рахими решился написать книгу на языке своей новой родины, и эта первая попытка оказалась столь удачной, что роман «Сингэ сабур (Камень терпения)» в 2008 г. был удостоен высшей литературной награды Франции — Гонкуровской премии. В этом коротком романе через монолог афганской женщины предстает широкая панорама всей жизни сегодняшнего Афганистана, с тупой феодальной жестокостью внутрисемейных отношений, скукой быта и в то же время поэтичностью верований древнего народа.* * *Этот камень, он, знаешь, такой, что если положишь его перед собой, то можешь излить ему все свои горести и печали, и страдания, и скорби, и невзгоды… А камень тебя слушает, впитывает все слова твои, все тайны твои, до тех пор пока однажды не треснет и не рассыпется.Вот как называют этот камень: сингэ сабур, камень терпения!Атик Рахими* * *Танковые залпы, отрезанные моджахедами головы, ночной вой собак, поедающих трупы, и суфийские легенды, рассказанные старым мудрецом на смертном одре, — таков жестокий повседневный быт афганской деревни, одной из многих, оказавшихся в эпицентре гражданской войны. Афганский писатель Атик Рахими описал его по-французски в повести «Камень терпения», получившей в 2008 году Гонкуровскую премию — одну из самых престижных наград в литературном мире Европы. Поразительно, что этот жутковатый текст на самом деле о любви — сильной, страстной и трагической любви молодой афганской женщины к смертельно раненному мужу — моджахеду.

Атик Рахими

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман