Поля крови. Религия и история насилия

Угнетенные народы не обладают такой технологией и таким смертельным оружием, как Америка и Европа. Они должны сражаться своими методами… Мы не считаем терроризмом то, как угнетенные мусульмане своими примитивными и нестандартными средствами противостоят агрессивным державам. На наш взгляд, это законная война с мировыми империями{1559}.

Это не произвольные, фанатичные и иррациональные акты, а «юридические обязанности, диктуемые правилами», которые нельзя нарушать{1560}. Одно из правил запрещало выбирать в качестве жертв мирных жителей – таков постулат исламского права! – хотя «Хезболла» захватывала в заложники американских, английских, французских и немецких граждан, чтобы добиться освобождения тех или иных шиитских пленных. На Западе террористы-смертники немедленно вызвали ассоциацию с ассасинами: последние символизировали фанатизм, который жители Запада издавна приписывали исламу. Но хотя «Хезболла» действительно первой применила этот сомнительный метод на Ближнем Востоке, в 1980-е гг. большинство террористов-смертников были секуляристами. Согласно одному исследованию, «Хезболла» осуществила семь таких операций, Сирийская – две операции, а социалистическая партия «Баас» – десять{1561}.

Однако к 1986 г. большинство представителей духовенства осудили акты террористов-смертников и взятие заложников как противоречащие исламу. У многих сложилось убеждение, что «Хезболле» надо переориентироваться, ибо ее операции зачастую безответственны и контрпродуктивны: влекут за собой многочисленные жертвы и раскалывают шиитскую общину. У «Хезболлы» сложились непростые отношения с «Амаль», а в селах сопротивлялись попыткам «Хезболлы» навязать исламские правила{1562}. К этому моменту Фадл-аллах и сам пришел к выводу, что от насилия толку нет: чего достигла ООП своим терроризмом, который потряс весь мир? Теперь он предлагал ливанским шиитам избрать новую линию действий, «сообразно объективным и реальным обстоятельствам»{1563}. Фадл-аллах понимал, что установить исламское государство в Ливане невозможно, и в 1989 г. даже заявил, что иранцам пора начать «нормализацию отношений с остальным миром»: подобно любому политическому движению, революции проходят через разные стадии и меняются вместе с меняющимся миром.

Как и все революции, включая Французскую революцию, поначалу Исламская революция не придерживалась реалистического курса. На тот момент она создала государство, объявила мобилизацию, новый и религиозный образ мышления и жизни, с целью дать мусульманам автономию и независимость от сверхдержав{1564}.

Поэтому «Хезболла» отвергла терроризм и стала политической партией, подотчетной электорату. Основной упор она сделала на социальную деятельность и преобразования на местах.

Она уже начала дистанцироваться от воинственной шиитской милиции, создавать сеть ячеек и разрабатывать духовный подход, призванный заменить «колонизированный мозг» (выражение Хомейни) сознанием, независимым от западных стереотипов{1565}. Все лидеры «Хезболлы» поныне изучают философию, чтобы выработать навык независимого критического мышления. Подобно американским борцам за права человека, они работают с маленькими группами в деревнях с целью выявить, каков может быть оптимальный вклад каждого человека в общину: одних готовят к бизнесу, других – к элитной милиции. Их цель, напоминающая конфуцианский идеал, состоит в создании такой шиитской общины, в который каждый дает и получает свою меру уважения, ощущая себя нужным и востребованным. После войны с Израилем (2006 г.) «Хезболла» особенно сосредоточилась на управлении гневом: «Мы хотим переключить гнев с деструкции на что-то политически полезное – скажем, организацию сопротивления или общественно-созидательную деятельность»{1566}.