А ведь даже такие «сугубо религиозные понятия», как «крестовый поход» и «святые мечети», имеют политические и экономические коннотации. С начала ХХ в. арабское слово «аль-салибийя» (крестовый поход) стало политическим термином, часто применявшимся к колониализму и западному империализму{1700}
. Размещение американских войск в Саудовской Аравии не только оскверняло сакральное пространство, но и унизительным образом демонстрировало, что королевство зависит от Соединенных Штатов и что Америка в этом регионе главная. Американцы вовлекли королевство в дорогостоящие сделки с поставками оружия и при наличии такой базы имели легкий доступ к саудовской нефти, а заодно и возможность наносить военные удары по суннитским мусульманам в ходе войны в Заливе{1701}.Сами террористы наверняка считали свои действия религиозным актом. Однако к нормативному исламу это не имело отношения. В чемодане Атты была найдена программа с молитвой и размышлениями, призванными укрепить в испытании{1702}
. Если считать психоз «неумением прозревать взаимоотношения», перед нами явные симптомы. Основной императив исламской духовности –Подражание Мухаммаду играет очень важную роль в исламском благочестии: подражая его поведению, мусульмане надеются обрести и соответствующие внутренние качества, полную покорность Богу. Однако документ Атты отвлекает внимание террористов от внутреннего мира, патологически сосредотачиваясь на внешних событиях. Акты благочестия становятся примитивными и суеверными. Пакуя багаж, террористы должны прошептать себе в руки стихи из Корана, а затем коснуться этими руками багажа, личного имущества, ножей и паспорта{1706}
. Одежда должна сидеть тесно, как у Пророка и его спутников{1707}. Когда начнется схватка с пассажирами и экипажем, в знак решимости террористы должны «стиснуть зубы, как делали благочестивые предки перед битвой»{1708} и «разить, как победители, которые не желают возвращаться в мир сей, и воскликнуть: “Аллаху акбар!” Ибо этот крик вселяет страх в сердца неверных»{1709}. Они не должны «делаться мрачными», но читать во время схватки стихи из Корана, «как благочестивые предки сочиняли стихи среди битв, чтобы успокоить своих братьев, и позволить спокойствию и радости войти в их души»{1710}. А ведь испытывать спокойствие и радость в таких обстоятельствах означает психотическую неспособность соотнести свою веру с реальностью поступка.Мы видим здесь магизм того же плана, что и у Фараджа в «Забытом долге». Проходя через металлодетектор в аэропорту, надо читать стих, который у радикалов был чуть ли не Символом веры{1711}
. Он содержится в отрывке Корана о битве при Ухуде, когда более малодушные мусульмане уговаривали собратьев отсидеться дома, а те ответили: «Нам достаточно Аллаха, и как прекрасен этот Попечитель и Хранитель!» И благодаря своей вере «вернулись с милостью от Аллаха и щедротами. Зло не коснулось их»{1712}. Если террористы будут твердить эти слова, то, согласно документу, случится следующее: «Вы увидите, что проблемы решатся, и [Божия] защита будет окружать вас, и никакая сила не одолеет». Чтение данного стиха не только позволит превозмочь страх, но и снимет всякие физические препятствия: «Из всех их средств ни металлодетекторы, ни технология не спасут [американцев]»{1713}. Одно лишь повторение первой части шахады («нет бога, кроме Бога») обеспечит место в раю. Террористам велено «помнить об этих грозных словах», когда они будут сражаться с американцами, а также не забывать, что в арабском письме данный стих записан «без огласовок – это знак совершенства и полноты, ибо огласованные слова и буквы снижают его силу»{1714}.