Поля крови. Религия и история насилия

В награду за тяжелую жизнь в армии мученик будет пить вино, носить шелковые одежды и наслаждаться радостями секса, которых лишал себя ради джихада. Впрочем, другие мусульмане, не столь преданные новому военному идеалу, считали мученичеством любую преждевременную смерть. Если человек тонет, гибнет от мора, пожара или несчастного случая, он также «свидетельствует» о человеческой бренности и о том, что полагаться следует не на человеческие институты, а только на безграничного Бога{909}.

Пожалуй, закономерным следует считать тот факт, что удивительному переходу от бедности ко всемирному владычеству сопутствовали споры о старшинстве, распределении ресурсов и морали империи{910}. В 656 г. Усмана убили восставшие солдаты. Мятежников поддерживали чтецы Корана, хранители исламской традиции, недовольные централизацией власти в умме. При поддержке этих недовольных четвертым халифом стал Али, двоюродный брат и зять Мухаммада. Ему, человеку набожному, нелегко давалась практическая политика, и его власть не признали в Сирии, где оппозицию возглавил Муавия, родственник Усмана и наместник Дамаска. Сын одного из самых заклятых врагов Пророка, Муавия пользовался поддержкой богатых мекканских семей и народа Сирии, ценивших его толковое и разумное правление. Ситуация, когда между родственниками и спутниками Пророка в любой момент могла вспыхнуть война, тревожила всех. Чтобы предотвратить вооруженный конфликт, обе стороны попросили третью сторону, нейтральных мусульман, рассудить их. Те решили в пользу Муавии. Однако одна экстремистская группа не желала смириться с этим и была шокирована уступчивостью Али. Она считала, что во главе уммы должен стоять человек глубоко верующий (в данном случае Али), а не жадный до власти (как Муавия). В итоге они сочли отступниками обоих правителей. Эти диссиденты вышли из уммы и устроили собственный лагерь с независимым руководством. Их назвали хариджитами (вышедшими). После поражения во втором суде Али был убит именно хариджитом (661 г.).

Травма гражданской войны оставила незаживающую рану. Осмысляя свое призвание, противоположные партии снова и снова возвращались к этим трагическим событиям. Время от времени мусульмане, возвышавшие голос против того или иного владыки, выходили из уммы, подобно хариджитам, и призывали всех «верных мусульман» примкнуть к ним в борьбе (джихаде) за подлинный ислам{911}. Для некоторых мусульман судьба Али стала символом системной несправедливости, царящей в господствующей политике. Эти мусульмане называли себя шиитами, то есть приверженцами (Али). Они полагали, что подлинными вождями уммы могут быть только потомки Али, и их форма набожности представляла собой принципиальный протест против мейнстрима. Но большинство мусульман, в ужасе от смертоубийственных разделений, решили поставить во главу угла единство уммы, даже ценой некоторого компромисса с угнетением и несправедливостью. Они не стали почитать потомков Али, но следовали сунне (обычаю) Пророка. Как и в христианстве и иудаизме, разные понимания первоначального откровения лишают нас права говорить, что «на самом деле» ислам – такой-то и такой-то.

Коран наделил мусульман исторической миссией: создать справедливое общество, в котором все члены, вплоть до последнего бедняка, пользуются величайшим уважением. При таких условиях политика не отвлекает от духовности, а представляет собой таинство (если воспользоваться христианским термином). Мусульмане чувствовали, что Бог может действовать в политике и что политика позволяет осуществлять в мире его волю. Соответственно, если наши институты не соответствуют кораническому идеалу, если политические вожди жестоки или эксплуатируют народ, а община унижена чужеземцами, мусульманин вполне может полагать, что реализация веры и жизненной задачи находится под угрозой. С точки зрения мусульман, страдание и угнетение, вызванные системным насилием государства, суть вопросы сакральной, а отнюдь не сугубо светской, значимости.

После смерти Али Муавия перенес столицу из Медины в Дамаск и стал основателем наследственной династии Омейядов. Омейяды создали обычную аграрную империю с привилегированной аристократией и неравным распределением богатства. Здесь-то и кроется мусульманская дилемма. С этого момента распространяется убеждение, что абсолютная монархия значительно лучше военной олигархии, где военачальники дерутся за власть (достаточно вспомнить Али и Муавию). Иудейские, христианские и зороастрийские подданные Омейядов соглашались с этой мыслью. Они устали от хаоса ирано-византийских войн и жаждали мира. А мир, казалось, может дать лишь автократическая империя. Омейяды частично сохранили старую арабскую неформальность, но обеспечили монарху исключительное положение. Дворовый церемониал они построили по персидскому образцу (в частности, в мечети халиф был укрыт от посторонних взоров) и захватили монополию на государственное насилие, постановив, что призывать мусульман на войну имеет право только халиф{912}.