Поляк

Домой Рощины вернулись в молчании, а после ужина мать объявила, что теперь с ними будет жить Василий. Это не было сюрпризом, все знали, что с мужчиной в доме легче. Василий был мужчина неплохой, а только Анфиске жутко было обидно, что надевал он отцовские рукавицы, когда шел чистить снег. Она совсем замкнулась в себе и теперь в ней трудно было узнать егозу-непоседу, которой она была когда-то, тысячу лет назад, должно быть…

Дарья уехала в город, устроилась там работать на завод и теперь, изредка наезжая, привозила небольшие подарочки Анфисе и двум младшим братишкам – Павлику и Николаю: носочки, пряники. А однажды – о чудо! – привезла Анфисе зеленый газовый шарфик. Где уж она его купила и за какие деньги, говорить не стала, очень довольна была, когда увидела вдруг в застывших сестренкиных глазах загоревшийся огонек. И хоть надеть шарфик было не с чем, да и некуда, Дарья знала, что дороже он будет сестре, чем килограмм пряников.

– Ну, вот, – улыбнулась она, – хоть чуть-чуть оттаяла….

А Анфиса разревевшись вдруг уткнулась сестре в плечо.

– Ну не надо, не надо, – гладила ее по голове Дарья, – вот уже все и говорят, что война почти кончилась, все наладится. Ты молодая – у тебя вся жизнь впереди.

– Почему, Даша…. Почему все так? Зачем он все папкино носит?

– Ох, – вздохнула сестра, – не надо, Киска, он ведь нам помогает. И мама бы без него – как?

– Папка живой, – упрямо сказала Анфиса, – живой. Похоронки не было…. А то, что без вести пропал – это ничего. Он живой!

– Так ведь четыре года уж, как пропал….

– Ну и что? Хоть десять….

– Ну…, ты главное, мать не вини. Она для нас старается…. Мальчишки вон, совсем еще маленькие.

***

Весна, 1945

Апрель пришел как-то неожиданно. Вчера еще в полях было полно снега и примораживало не на шутку. И вдруг – ручьи! Да такие, как реки прямо! Мальчишки по ним кораблики из щепочек пускают, и они мчатся, мчатся куда-то. Анфиса весь день то на работе, то дома крутится, а все-таки несколько минуток да выберет на ручьи посмотреть. Сама щепочку бросит или веточку какую с листиком прошлогодним, чтобы, как парус был, и смотрит куда он поплывет. Представляет, как щепочка эта сначала по улице их, мимо дома мчится, как возле клуба в воронке вертится, потом вниз, вниз, где спуск крутой, по обрывчику, прямо в переполнившуюся уже речку. А дальше речка листик-парус в другую, большую реку вынесет, которая в море впадает. А море…. О…. Больше всего на свете Анфиса любила мечтать про море. Дядя Епифан много о нем рассказывал, а вот все-таки ярко представить никак не получалось. И что вода там соленая – особенно удивляло. Если бы Анфиса не была полностью уверена в правоте дяди Епифана, то она подумала бы, что тот что-то путает или сочиняет специально. Но она ему верила. И от этого чудо – то, что море на самом деле есть и что вода там соленая, становилось реальностью. Пусть очень далекой, но все-таки реальностью. И вдруг так счастливо-счастливо делалось на душе. Аж, в ладошках покалывало от этого счастья.

– Тебя, между прочим, на огороде ждут…, а она тут ручейками любуется….

Анфиса вздохнула, откинула упавшие на глаза волосы и потом только оглянулась.

– Чего ты, Зина, ко мне цепляться вдруг начала? Ну, Ленька же тебя выбрал…, с тобой ходит. Все у вас хорошо. Я-то тебе, чем не угодила?

– Да, меня, – гордо вскинув голову ответила Зина, – нужна ты, мне, цепляться еще к барахлу всякому. Лентяйка, – бросила она, уже удаляясь.

Стало так обидно, что в груди заболело. Только что такое счастье было, так хорошо спокойно и красиво. И на тебе – плевок прямо в лицо. Зинка ее мир не понимает, ни видеть, ни ценить его не умеет. Да ей этого и не нужно…. Подругами они вообще-то никогда не были. Так, соседи, жили на одной улице вместе. В детстве иногда играли. Но и врагами не считались ведь. А тут, как Ленька с фронта вернулся, да стал сначала за Анфисой приударять, так Зинаида и взъелась. Ну, Анфиса-то думала, что злоба пройдет, когда Леонид окончательно определился и даже предложение Зине сделал, а та почему-то наоборот – еще больше невзлюбила бывшую соперницу. Почему ее любовь счастливей и добрей не сделала, было непонятно.