Читаем Поляна, 2013 № 01 (3), февраль полностью

Поляна, 2013 № 01 (3), февраль

Алла Олеговна Попова , Валерий Петрович Кузенков , Екатерина Евгеньевна Каргопольцева , Екатерина Шофман , Олег Любимов

Признания в любви…Они так странны, когда приходят через много лет.А я уже не та!И только следЗабытых отношений покаянныйВсплывет, как маяка внезапный светВ ночных потьмах.Где грустный капитан,Отчаявшийся высмотреть дорогу,Ликует: БЕРЕГ!Но недолго…Ах,Как ты обманчиваДорога к Богу,Придуманному нами…Горечь бедПытаешься ты прожитых развеятьСловами, обращёнными ко мне,Вернуть мгновенья,Где любви заветБыл непреложен, потому что годыНе истощили наш душевный пыл…Но я прошу, опомнись! Ты забыл,Что дважды в воду входы невозможны!И нет назад пути…Так, осторожно,Коснись моей руки и…Уходи!

Колечко

Ты знаешь, мой друг, почему я в тот день не снимала перчаток?Уж год пролетел, а теперь захотелось сказать.Я утром надела с надеждой колечко-печатку,Что мне подарил ты, когда собралась уезжать.Вновь встретившись, мы говорили не то, не о том и не с теми.А свечи горели, никак не желая сгорать…Прощаясь с тобою на длинно-тоскливое время,Я всё же решила: не буду перчатки снимать…

Ксения Радионова

Девятый вал

Вот он там — за заветной чертойпролетел —чуть заметный Голландец…Брызги капель морскихМоего лишь коснулись лица;Шли девятой волной,забегая на берег с раскатом,Восемь маленьких волн,подражая огромной —Девятой.Восемь маленьких волнМоего не касались лица.

Владимир Эйснер

Norge

I

На острове Диксон до самого «ельцинского порушения» многие охотники-промысловики ездили на собаках.

Как ни зайдешь к деду Бугаеву тепло да уютно. Лампа на столе, чайник на печи, собака у ног. И всегда дело в руках, а в тот раз, смотрю — упряжь собачью починяет.

— Дайть-кось помогу, Маркел Мелентьич.

— А смогешь?

— Да что там хитрого — алыки[1] сшить!

— Ну, тама в сенцах ремни всяки разны висят, неси-кось.

Я взял фонарь, принес ремни. Перебираю какой пошире-крепче. И глянулся мне один. Не лахтачий[2], а настоящий, бычьей кожи.

Спереди, на ладонь от пряжки, кольцо вшито костяное грубой работы, к нему ремешок нерпичий[3] привязан. К ремешку опять же костяной крючок и тоже грубо опилен, только сам сгиб внутри гладкий-прегладкий, будто его наждачной шкуркой-нулевкой вылизали.

— Зачем, — говорю деду, — крючок-то?

— Тот пояс не трог. Память он с давешних лет. Другой бери.

Ну, я давай про давешние годы спрашивать, а дед:

— Расскажу, коль сам догадашь, зачем крючок на ремне.

Уж я по всякому гадал — не вышло. Дед и говорит:

— Эта — штоб арбалет натягивать!

— Арбалет? В наше время? Я и в руках не держал!

— А я нерпей им стрелял мальчишком тринадцати лет. Тугой был: спроста не натянешь. Приходилось его в землю упереть, ногами на лук встать, когтем этим тетиву зацепить и так спиной-ногами тянуть, пока тетива на защелку западет. А рукам — не в силу.

— А где тот арбалет сейчас?

— Стырил ктой-сь бессовестной щё давно.

— Туристы?

— Туристы!.. Тогды и слова такого не знали… Нет, ктой-то с наших. Искпедиции всяки были, народ разной. Ины жулики — страмота!

— А давно это было?

— Што давно-то, как украли?

— Нет, как Вам пояс этот в руки попал.

— Давно, Максимко. Году в тридцать четвертом ли пятом, сразу после как Кирова убили… Почин тогды был от правительства: «Даешь пушнину, морзверя, рыбу! Заселим Артику и переселим!» Везде крупно пропечатано. Оно ж после «Челюскина»-парохода народ толпами на севера кинулся. Давай по всем островам Промысловы точки строить. Через каждые, почитай, тридцать-сорок верст — зимовье. Штоб, значит, если нужда застигнет, сосед рядом.

Набирали-вербовали народ и люди ходко ишли. Так и отец мой с матушкой, с братом, да мне четырнадцатой год, в Артику попали.

Лето здесь коротко. А навигацыя и вовсе. Где месяц, где меньше.

Тогды так делали: избы в Архангельске рубили, потом разбирали, — на пароход, и здесь ставили всей командой. И быстро: за неделю. Так в одно лето несколько промысловых точек открывали.

Перейти на страницу: