— У меня матушка, знаете какая богомолица, о чем хотите упросит. Я накажу ей за вас молиться, потому что вы мой спаситель…
— Да с чего ты взял? Чего тебе от меня надо?!
Ефрейтор утер слезу, дернул кадыком и, готовясь рухнуть на колени, взмолился:
— Не посылайте меня завтра…
— Вот тебе раз! А кого ж я вместо тебя пошлю?
— Да мало ли водителей, товарищ майор… А мне никак нельзя в горы ехать… Мне сон приснился, у меня предчувствие… Ведь я молодой. Я жить хочу…
— Ах вот оно что… А другие, по-твоему, жить не хотят?
— Товарищ майор, я родне напишу, чтоб отблагодарили…
— Что?!
— Довольны будете.
— А это, парень, трибунал…
— Да я и в горах-то не был ни разу… Дорог не знаю…
— Поведешь вторую машину.
— Мне и ехать-то нельзя… Я болен…
— Ах ты болен?! Ну, это совсем другое дело. Раз ты болен, ступай в санчасть. Но имей в виду: не выздоровеешь до завтра, — свои же выведут ночью за ворота и расстреляют…
— Как расстреляют? За что?
— За трусость.
— Товарищ майор…
— А будешь ныть, отправлю служить на дальний кордон. Там что ни день — стрельба. Тебе сколько осталось?
— Полгода…
— Вот и считай.
— Товарищ майор…
— Все, я сказал!
Горцы, устав от войны, переходили на сторону федералов. Многие сдавали схроны с оружием. За схронами в горы ездили оперативные группы. В этот раз схрон ожидали большой, снарядили две грузовые машины.
Узнав, для чего требуются машины, начальник автохозяйства, тучный кавказец, всплеснул руками и запричитал:
— Э, слушай! Где я тебе машины возьму? У меня каждая на счету. Половина в ремонте, другая половина — на месяц вперед все рейсы расписаны. Где возьму машину? Нет у меня машин!.. Он думает: ему одному машина нужна! Он думает: другим не надо! Вместо ответа Казаков сунул под нос кавказцу удостоверение ФСБ. Глаза начхоза широко раскрылись. Когда же он увидел нацеленный ему в лоб пистолет, то зажмурился, а Казаков тихо сказал:
— Я тебя прямо сейчас здесь шлепну. Никто даже не спросит: за что? Понял? Завтра мне нужны две машины. Если хоть одна из них окажется сломанной или водитель заболеет — расстреляю за саботаж.
— Понял, слушай… Все понял, — залепетал начальник. — Зачем так? Можно же объяснить, слушай. Не волнуйся, будет тебе машина. — Я говорил — две.
— Хорошо, хорошо, будет две. Ты один будешь ездить… Все остальные пешком ходить будут… Вах, зачем сразу не сказал, что такой большой командир?
Ночью ефрейтор Свирин не спал. Не спал и его друг Федя Маслов, веснушчатый рыжий парень.
— Завтра ехать? — сочувственно спросил Маслов.
— Ага. Майор — зверь…
— А если заболеешь?
— Сказал: пристрелит за трусость. Свои же ночью выведут и пристрелят… Маслову хотелось помочь другу отвертеться от опасной поездки.
— Может, колеса проткнуть? — предложил он.
— Ты что! Догадается…
— Тогда, может, руку сломать?
— Чего?
— Скажешь — поскользнулся. Случайно. Лучше в гипсе походить месяц, чем жизнь потерять.
— Это как же?
— Ключом по руке — и готово! Давай руку…
Свирин закатал рукав гимнастерки. Маслов вынул из ящика с инструментами гаечный ключ.
— Погоди! Синяк останется, — сказал Свирин. — По синяку раскусят.
— Забинтуем руку, чтоб синяка не было, — нашелся Маслов. Полотенцем туго перебинтовали руку от локтя до кисти.
— Ты вот что. Ты зажмурься. А то я так не могу… — попросил Маслов.
— Ладно. — Свирин зажмурился, вытянув забинтованную руку перед собой. — Ну, что не бьешь?
— Сейчас, примеряюсь…
— Бей давай! Ну! — Маслов с размаху саданул ключом по руке Свирина. — А-а-а-у-у!
— Ну что, как?
— Больно…
— Пальцы шевелятся?
— Ага…
— Значит, не сломал. Давай еще раз…
— Пошел ты… Себе ломай! Костолом нашелся… Скотина…
Наутро два «Урала» и уазик выехали из части. В уазике везли боевика. Случись что — его бы немедленно расстреляли. Первый грузовик вел контрактник Гусев зубоскал и шутник. Второй — ефрейтор Свирин. Перед отъездом Гусев подбадривал:
— Ты, главное, если боевиков увидишь, сразу кричи: «Аллах акбар!» Они подумают, что это свои, и стрелять не станут. А если рванут фугас, то ты, когда тебя в воздух подбросит, смотри сверху, где «духи» прячутся, и когда приземлишься, беги в другую сторону. А еще лучше, автомат держи при себе, пока лететь будешь, сверху их всех перестреляешь…
Вернулись к вечеру. Свирин лихо выпрыгнул из кабины, строго зыркнул на подскочившего Маслова.
— Ну что? Как было? — спросил Маслов.
— Что было, то было, — небрежно бросил Свирин, ступая новой, молодцеватой походкой. — Окопались тут, крысы тыловые…
Гаджибек
— Заходи, дорогой, — распахивает дверь Гаджибек, — проходи, сейчас кушать будем.
В доме светло, жена готовит обед, режет салат, рядом племянник Султан. Прислали его из города на перевоспитание.
— Ну что? — спрашивает Гаджибек жену.
— Сейчас, — отвечает жена.
— А он? — кивает Гаджибек на племянника.
— Помогает…
— Э-э… Проходи, дорогой, — ведет он гостя в комнату.