Сашка уже имел не один случай убедиться, что многие охотники — люди со странностями, но вот такое… Наконец, он догадался глянуть гостю в глаза и увидел пляшущие там озорные огоньки. Мужик развлекался.
«Ах, так! Ну, держись, сосед!»
Улучив просвет в монологе Полукарпыча, Гарт обратил его внимание на свой обеденный стол и стал расхваливать его на все лады. Дескать, он родной брат тому самому столу, что стоит в трапезной римского папы, и на котором пьются изысканнейшие вина и едятся вкуснейшие яства. А получил Гарт его как презент от кардинала Болтанелли, с которым некогда вместе учился в школе, но который оказался сыном итальянскоподданного и рванул за бугор. Что же касается собак, то кардинал предпочитает пекинесов. Самый пекинессейший из пекинесов частенько ходил гулять под этот стол, и если принюхаться к правой передней ножке, то еще можно уловить запах его благородной мочи.
— Благородная, гришь? — прервал его гость. Коротко глянул на хозяина и заявил:
— А ведь ты шельма!
— Не шельмей некоторых!
Полукарпыч рассмеялся, протянул Сашке руку и присел к столу. Два охотника-соседа плотно пообедали и выпили по сто граммов спирта из запасов хозяина. Но когда Гарт потянулся налить по второй, Полукарпыч заявил:
— Хорош. Привыкать к ему, а надо оно?
Ну и ну! Выпив первую, отказаться от второй? Но бутылку Гарт убрал.
И магазинный чай Полукарпыч отказался пить, а достал из кармана холщовый мешочек, высыпал из него в эмалированную кружку несколько корешков и залил кипятком.
— Пробуй!
Настой был вкусным и отдавал приятным конфетным запахом.
— Что за трава?
— Золотой корень. Ото всех болезнев помогат. Лутше него тока оленья кровь. Свежа, горяча, как есть.
Сашка стал расспрашивать и выяснил, что золотой корень растет по каменистым осыпям и на этих широтах, правда, не вырастает таким крупным, как в тайге. А оленя нельзя гнать или преследовать. Умереть он должен в одну секунду. То есть от пули в голову или в шею. Только «не испуганная кровь» целебна. «От цинги, от жара, от живота помогат и кости быстрей срастаютца».
Отвар оленьей грудинки — лекарство от простуды, а нутряной жир — от больной спины. Раньше так и лечились, не было ни таблеток, ни аптечек, ни раций, без которых сейчас в тундру не выпустят.
В этот вечер, за неспешной беседой, Гарт узнал много нового, обогатился опытом повидавшего тундровую жизнь человека. Особенно запомнился ему такой совет:
— В хороший год не клади по многу капканов, пес везде идет, любу приваду берет. Убей быка тонного, запах от него. Поруби на куски, обваляй в снегу и водой полей, штабы не так легко ему грызть было. Да снегу гору навали, пусть лазит, ходы делат, пес это любит. Капканы с толком раскидай, штабы на вытянутой цепке один другова не доставал. Штук пять-шесть будет, когда и семь. Кажный день проверяй, по стока-ту штук снимать бушь. Живые ишшо. Убил, дома в момент «шубу» скинул. Тепла тушка — не мерзлая, быстрей и ловчей. Таких оленев вдоль бережку раскидай, где вода под рукой, — до Нового года план твой. С конца декабрю станет мало его. Кочевник он, разбегатца. Да и повыдушат люди наши. В конце февралю возвертатца начнет, но уже меньше его. Куды как меньше и сторожкой станет, опасаетца железа, нейдет в капкан, и некогда ему: гон. А тама и сезону конец. Кто успел, тот взял.
Утром, провожая Петра Поликарповича, Гарт кивнул на винтовку, оптика на которой была заботливо прикрыта колпачками:
— А я не люблю зимой со стеклами. Дохнул — иней. Пока протрешь, олени ушли.
— Аккуратней дыши, — усмехнулся Полукарпыч, и добавил озабоченно: — Волк на путик пошел. Пугаю, а то в длинну ночь даст прикурить. У тебя-то как?
— Не видал пока.
— Ну, и не дай Бог. А то всю работу спортят.
Пока Полукарпыч разворачивал нарты и приводил в порядок собачьи алыки-постромки, Сашка успел разглядеть, как его сосед пугает своих врагов. Насмерть «испуганная» волчья морда скалила желтые клыки из-под небрежно накинутого на тушу куска парусины.
Сашка долго смотрел упряжке вслед. Ольховик получил прозвище «Полукарпыч» не от созвучия с отчеством своим. А потому, что никогда больше половины плана не давал. Зато каждый год. Даже когда песца в тундре — шаром покати. Откладывал, очевидно, на черный день, а потом сдавал. Поди докажи, когда взято. Если правильно обработанная шкурка год-два в холоде пролежала, — от свежей не отличить.
Начальство его за это не любило, но Полукарпыч мало беспокоился.
— А что они меня — уволят? Я тридцать лет тута. За войну — три «Славы» и ранение. А ну-ко?
У этого человека, говорили Гарту охотники, есть брат-погодок, Михаил Поликарпович. Но не ужились братья. До ссоры доходило, до драки, карабин друг от друга прятали. И разъехались. Свое решение и тот и другой объяснили начальству так:
— Он все неправильно делат!
Михаил взял зимовку в тундре, Петр — на побережье. Говорят, ростом, ухваткой, отношением к людям — во всем они разные. Но голоса до того похожи — по рации не отличить.
Сашка Гарт вырос в дружбе со своими сестрами и братьями, вражда между родными была ему вчуже и напоминала историю про Каина и Авеля.