Поляна, 2014 № 03 (9), август

Шагнул мужик от стены и, как слепой, расставив руки, осторожно зашаркал ногами, словно лед под ним был, а не околевшая на морозе, бесснежная земля. Прочь подался мужик. Голодный, обманутый, чуть живой от побоев. Так и пошел он, боясь упасть. Знал, что потом не подняться ему.

От непроходящего звона в ушах пухла голова. Поднявшись под самое горло, спешило и обрывалось торопливое сердце. Качалась и в стороны шарахалась дорога.

— Солдат! Прости, что я гадом оказался! — долетел до мужика виноватый голос несгоревшего танкиста.

На ответ у мужика сил не было.

Злобный ветер сдувал иней с мертвых стеблей придорожного бурьяна, завывал в путанице оборванных проводов, высвистывал из мужика последние крохи тепла.

Темень щупая глазами жадными, он уловил надсадный стон грузовиков, идущих в гору, скупые проблески машинных фар, прижатых светомаскировкой.

И с этого мужик повеселел и к большаку, как мог заторопился.

Его подобрали солдаты, когда, вконец обессиленный, в колею дорожную свалился.

«Вот опять повезло! — с благодарностью к Богу, подумал мужик, согреваясь на кузове среди солдат. — Подобрали славяне, не дали погибнуть. Теперь до землянок до самых подкинут…»

Инна Ряховская

«Прими меня, осень, в объятья свои…»

Прими меня, осень, в объятья свои.
От серой печали невстреч, нелюбви,
От этой мучительной горькой тоски —
К твоим горизонтам, что стали близки.

Прозрачного воздуха звонкий хрусталь,

Просторных небес холодящая сталь —
Над рыжею ржавью древесных рубах,
На вольных равнинах, в смолистых лесах.

О как истончается времени нить!

— Кукушка, кукушка, а сколько мне жить? —
И добрая птичка одарит в ответ
От щедрого сердца десятками лет.

Неведомы сроки земного пути.

Но есть ещё силы. И надо идти.
Мне б в этой огромности что-то понять
И правду другого — иного! — принять,

И вдохом бездонным вобрать дольний мир:

И земли, и воды, и неба эфир,
И дочки тепло, и улыбку отца —
И с этим по жизни идти до конца.

Церковь Св. Вита и Модеста VIII века в Пиенце

Пустынного древнего храма прохладный покой.
Ни фресок здесь нет, ни скульптур, ни убранства — одно лишь распятье.
Дрожит и колеблется пламя свечей в алтаре, и скупой,
сквозь узкие окна — сноп света в пылинках и солнечных пятнах.

Романская кладка и отбеленный камень шлифованных временем стен.

Дотронусь — вибрируя, эхо веков, словно током, бьёт в пальцы.
Всё длится неспешного летнего дня очарованный плен,
И тянется жизни канва под стежками судьбы на божественных пяльцах.

И замерло время. Ни звука. Молчанье. А там, в вышине,

под сводами плещет голубка живыми крылами.
Я знаю, чья это душа прилетела ко мне
и шепчет: — Я здесь, на земле, вместе с вами…

«Эти светло-медовые дни…»