Поляна №1 (7), февраль 2014

– Вчера «ардисовского» Мандельштама нашел. Отксерокопировал, а тут у «Книжной находки» мужик ко мне: продай да продай. Я ему – двадцатник сверху. Он и взял. Совсем озверели люди! Я бы за такие деньги ни за что не стал брать. Мне и ксерокопии достаточно.

Моя реабилитация и переход на работу в центральную печать совпали с перестройкой и всесоюзным кооперативным движением. Виктор стал во главе одного из крупнейших в стране кооперативов. И…

…пенье соловьиное превратилось в рычание львиное. Плюс жалобы на жульничество и нечистоплотность подчиненных, сетования на нехватку денег, разговоры о необходимости инвестиций, развод с женой, женитьба на откровенной б… – и так далее по наезженному сценарию о свежеиспеченном нуворише. Он даже приличные книги читать перестал, перешел на «крутые» детективы и эротические романы. Из обширнейшего круга друзей осталось лишь двое.

Но голос его в те времена я слышал больше по телефону – всегда пустой, тусклый, но звучащий решительно и твердо:

– Да… Приезжай… Буду рад… Времени нет… Тебя встретят… Жду.

Криминал и налоги разорили Виктора. Из состояния, будто бы насчитывающего десятки миллионов долларов, осталась сумма настолько ничтожная, что подарок на пятилетие дочери от второго брака от его имени покупал я. И радовался, признаюсь, тому, ибо друг мой обладал в то время голосом давно уж мной забытым и будто бы возрожденным: добрым… и снисходительно-покровительственным:

– Не, в «Ленком» не хочу… Пойдем лучше в Малый…

Следующие пять лет были, быть может, лучшими в нашей дружбе – я помогать ему возможность имел, а он позволял мне делать это. Ибо у него дела не шли. А меня хоть где-то, да печатали.

А еще его бросила молодая жена, а первая назад не приняла. И дочери, по детскому эгоизму своему, вникать в его проблемы не пожелали, требовали не столько души, сколько денег.

– Привет, – говорил он (как правило, по телефону). – Ну, как дела? Вот думаю одно дело начать… – и начинал врать. Голосом приторным и лукавым.

Я люблю его, верю в его звезду, поэтому всегда все выслушивал. Где мог – помогал.

Но пять лет – безрезультатно…

И вдруг – звонит мне в ответ на письмо по Интернету:

– Ты что – сдурел совсем?.. Или с горы навернулся?.. – и далее в том же духе: нагло, с апломбом, нахраписто.

Все ясно – дела у моего друга в порядке, он опять пошел в гору.

Кошелек

И последняя история. Речь в ней идет о сумме, которая после всех этих перестроечных и послеперестроечных денежных реформ кажется ниже смехотворной, а тогда – через три года после хрущевского обмена денег – казалась нам значительной. Речь идет о тридцати рублях шестнадцати копейках, то есть 301 рубле 60 копейках по-старому.

Деньги эти лежали в сером самодельном кошельке (тогда кошельки еще многие шили из обрезков кожи от старой обуви), а кошелек лежал в пыльной колее Больничного переулка.

Я разглядел его в серой пыли, которой, как мне кажется, в те времена было на дорогах много больше, чем сейчас. Поднял и показал дружку своему Генке Гузею.

Вид трех красных купюр, трех пятаков и копейки оказал действие шоковое.

Копейку мы решили тут же пропить, бросив ее в автомат с газированной водой без сиропа. А потом отправились к себе в детдом, заперлись в классной комнате и, добыв из запертого шкафа новую тетрадь (в клеточку, двенадцать страниц, стоимость – две копейки), написали двенадцать объявлений:

«Найден кошелек с деньгами. Обращаться…» – и написали адрес детдома и фамилии.

Потом все эти листы расклеили на столбах в Больничном переулке и на улицах рядом: Первой, Второй Бульварной, Парковой и Ворошилова.

И к нам пошли люди. Толпы…

За неделю наш детдом посетило человек шестьдесят взрослых. Говорили, что кошелек был черным, желтым, коричневым, красным, с застежкой, на молнии. Кто называл кошелек серым и с пуговичкой, но не мог вспомнить суммы в нем, а назвавшие сумму в тридцать рублей, не могли вспомнить число копеек. И добрая половина отвергнутых нами притязателей прямиком шла к директору детдома.

В конце концов, надоело все это именно директору – и Николай Иванович потребовал отдать кошелек и деньги ему.

– А мы его потеряли! – нагло заявил Генка. – Перепрятывали, перепрятывали – а теперь и сами не найдем.

Так мы стали похитителями тридцати рублей.

И в тот же день решили купить на эти деньги мечту доселе неисполнимую – велосипед.

В воскресение сбегали на базар и купили настоящий «Орленок» – велосипед для подростков, стоящий новым в магазине аж 47 рублей, но на базаре подержанный пошел за тридцатку. Имели такие в то время в нашем городе лишь дети высокопоставленных родителей да работников прилавка. И совесть нас, не в пример героям идущего тогда фильма «Без страха и упрека», где дети тоже нашли деньги и истратили на водолазный костюм, не мучила.

Велосипед мы держали в курятнике при доме одинокого старого деда, по очереди катались на нем, под страхом соблюдения тайны давали прокатиться и своим однокашникам. Все знали историю приобретения такой чудесной машины – и за два года никто не выдал нас.