Полярная фактория

Наша высадка, конечно, определит и место постройки фактории: у нас много тяжелых грузов и слишком мало средств для переброски их по берегу. Очевидно, будут выгружать там, где облюбуют площадь для избы и склада.

В бинокль с расстояния двух километров мы не могли рассмотреть на берегу ни единого кустика или травки. От гладких мелей начиналась такая же гладкая полоска берегового песку, а затем круто поднимался вверх невысокий откос возвышенности. Все это в один скучный тон песчано-серого цвета. Впечатление создавалось крайне неуютное, придавливающе-пустынное, мертвое. Голый песок. У берега он омыт и прилизан водой. Выше — наворочен буграми и кучами. Было ясно видно, как ветер срывает тучи пыли и несет — чорт ее знает куда. Должно быть — никуда. Бессмысленно переносит с места на место…

…Вплоть до ночи я просидел на верхней палубе и смотрел, не отрываясь. Хотелось подметить хоть намек на жизнь. Помаленьку поднялась вода. Вечерний прилив покрыл плеши отмелей, полуобнаженные перекаты ушли в глубину и мелкие волны перестали танцовать.

Вода подошла вплотную к вздыбленному гребню береговой возвышенности. Прилив работал хмуро, неотвратимо, как рок. И ничего абсолютно я не высмотрел живого ни на земле, ни в воде. Ни зверя, ни рыбы, ни растения. Лишь чайки порой летали вверху и их жалобный неприятно-резкий крик усиливал унылый вид картины.

И ночи, в сущности, не было. Какая-то белая муть делала очертания берега неясными, через час белесая муть стала исчезать, проясняться.

Но тут откуда-то появился не призрачный, а настоящий туман, сырой и студеный. Сквозь полушубок просочился холод, руки посинели.

Утром с’ехали на берег.

Тихо, тепло, светит солнце. Для первых чисел августа, конечно, могло бы быть чуточку пожарче. Даже в Тобольске, не говоря уже о юге, в эти дни душно и знойно. Но и здесь можно жить. Денек — красота! Я скинул полушубок и приналег на весла.

Лодка ткнулась в песок и стала. До берега шагов двадцать по воде. „Полярные“ спецсапоги моментально промокли, а когда взбирался на береговой откос, то сыпучий песок оказался глубже воды. Но он нагрет солнцем и тепл — этот песок. Теплота передалась через сапоги и, чтобы убедиться, я погрузил в песок руки. Теплый, почти горячий!.. Вчерашнее мое настроение стало таять в этом тепле: раз есть тепло — значит, есть и жизнь!

Выскочив на гребень, я ахнул: насколько видит глаз, расстилалось море трав. То понижаясь, то опадая, увалами уходила тундра куда-то вдаль. Все оттенки зелени от светлоизумрудного до оливкового, от яркосочного до желтоватого и коричневого, как ржавчина, — развернулись большими и малыми пятнами на огромной палитре, радиусом в несколько километров.

Шмыгнула мышь и скрылась под бугорком земли, поросшим травой. Заглянул туда — норка. А вот другая — еще и еще… У норок не растет трава — вытоптано. Значит они обитаемы, эти подземные жилища.

Какие-то вертихвостики — пичуги стайной перелетают с места на место, гоняются друг за дружкой, звонко попискивая. С громким кряканьем, натужно и тяжело пролетело три пары уток.

Жизнь, жизнь!..

Я шел очарованный. Местами нога уходила по щиколотку в мох, местами хлюпала под сапогом вода. По буграм стелился серебристо-зеленый ягель, такой нежно-ажурный и прихотливо красивый, что, казалось, его нарочно сделал ювелир-художник из драгоценной эмали.

Уголок тундры — ромашка.

И уж окончательно меня сразила ромашка — обыкновенная всероссийская ромашка.

Наивно это, но что поделаешь — сразила — факт! Я присел возле нее, понюхал, потрогал — настоящая ромашка. Маленькая, тонюсенькая, бледненькая — еще бы! Ямал — не Черное море, чорт побери!..

III. СТРОЙКА ФАКТОРИИ

ВЫГРУЗКА, ВЫСАДКА, ВЫБРОСКА

На лихтере и на берегу полным ходом идет работа.

Из огромных избяных бревен-маток делают на воде четырехугольник, скрепляют веревками, заполняют середину бревнами поменьше. Этот массивный стройматериал составляет основу плота. На него сверху наваливают доски, жерди, дрова, мелкие деревянные части построек: щиты, наличники, двери, косяки.

Моторный катер „Морж“ берет плот на буксир и тянет к берегу. Там толпа плотников захватывает его веревками и, под „дубинушку“, подталкивает через перекаты, которые для „Моржа“ слишком мелки.

В отлив вода отбегает далеко назад, плот на сухом песке.

То волоком, то с помощью тележного хода дерево перебрасывается за черту, куда не достигает прилив. Тяжелая силовая работа ложится на лошадей. Их привезли по одной на каждую факторию и, чтобы ускорить выгрузку, возят все три.

Начальник каравана т. Шарашов об’явил приказ: „даю на выгрузку первой Ямальской фактории 72 часа, считая с 4 пополудни 5 августа“. Разумеется спешили, как на пожаре.

Впоследствии наши работники фактории упрекали караванщиков, что нас, якобы не высадили, а просто вышвырнули на пустынный берег.

На мой взгляд, это неверно.