Полярная мечта

Галя видела через иллюминатор, как прошел по палубе Ходов, сгорбясь, положив на поясницу левую руку. И ему нелегко! И он не спит светлыми ночами, все горько смотрит на мертвые, белые и безмолвные льды, словно лежащие не на море, а на твердой земле.

Двадцать дней назад уже должны бы вскрыться льды в прибрежной, отгороженной части мола. В прошлые годы в такое время ветры уносили береговой припай, открывали кораблям путь. А сейчас море стоит все такое же, как и зимой, словно не чувствуя тепла весны, солнца, тепла течения, на которое так надеялся Алеша, в которое верил сам дядя Саша.

Виктор Омулев вдруг заговорил вчера с Галей в забытом уже им тоне. Острил о необычайной «лаборатории с тысячекилометровым стендом», изучающей баланс тепла Карского моря. Усмехаясь, он говорил, что никогда еще не обогащалась так географическая наука, как ныне, и звал Галю перебираться на материк, где придется теперь разведывать трассу для железной дороги к Голым скалам, поскольку транспорт к горнорудным районам Заполярья все же необходим. Он вздыхал о прошлом, когда открывали они с Галей эти районы и когда никто не стоял между ними.

Жестокий и бестактный человек! У него хватило еще духу сказать, что опытный мол в Карском море всего лишь эксперимент, который одинаково ценен, дал он результат или нет!

Дверь осторожно открылась. Появилось заросшее щетиной лицо радиста Ивана Гурьяновича. Галя приложила палец к губам. Щеголеватый китель радиста был застегнут не на все пуговицы. Сам он, худой, неуклюжий, казалось, качался от усталости на своих длинных ногах. Галя знала, что он бессменно, никому не уступая, держал во время ледовой разведки связь с летающей лодкой Росова.

«Будить?» — одними глазами спросила Галя.

Радист мрачно кивнул. Галя сняла с Алешиной головы руку, он тотчас проснулся и сел, стремясь прийти в себя.

— Вскрылись льды, — сказал радист.

— Где? Где? — Алеша крепко сжал Галину руку.

— Севернее мола вскрылись… Куда севернее! Около мыса Желанья.

Около мыса Желанья! Какая ирония! Когда-то Баренц назвал так северную оконечность Новой Земли в знак своего страстного стремления пробиться через льды. У Алексея, у Гали, у Ходова, у всех моряков и строителей ледяного мола было одно желание, чтобы лед вскрылся не на севере в далеком море, а у берегов, защищенных теперь с севера молом.

Однако природа поступила по-своему.

Перечитывая донесения Росова, Алексей упрямо думал: «Какой это Росов?» Но не мог вспомнить, хотя и летел с ним когда-то из Усть-Камня.

Галя наносила на карту замеченные Росовым изменения.

«В открытом море, в гoломяне нет льдов, — думала Галя. — Еще Ломоносов писал об этом. Вот где проявляет себя атлантическое тепло, что по глубокому дну подкрадывается в море с севера. Наверное, Росов, глядя сверху на чистую воду, думал, что вот бы сюда и двинуться теперь прибрежным льдам, а мол не пускает», — и Галя украдкой взглянула на Алексея.

Радист ушел. Алеша сидел, оглушенный известием. Теперь было совершенно ясно, что мол не дает вскрываться льдам в отгороженной части моря, ветры не могут оторвать стоящие у берегов ледяные поля. Как торжествует сейчас профессор Сметанкин в Москве! Да и Федор, строивший мол вместе со всеми, все-таки может напомнить о своей правоте.

Алеша посмотрел на сосредоточенную Галю. Черный локон спадал с ее лба на карту.

Защита диссертации, позорный провал… Арктика и полярный клуб, разгром… Растерянный человек, заблудившийся в тундре… Женщина не может любить слабого, побежденного. Именно тогда отвернулась от него Женя. Пусть это было к лучшему, он нашел Галю. Но разве не тот же вывод должна сделать теперь Галя? Она увлеклась человеком, который, как ей показалось, вступал в бой с самой природой, был сильнее этой природы. Знала ли она, что он чувствовал, когда впервые попал на корабле в шторм, когда ужаснулся собственному замыслу? Можно ли идти против стихии? Это было первое сомнение, а теперь… Теперь уже сознание бессилия. Нужен ли женщине такой человек?

Галя, словно отвечая на немой вопрос Алеши, встала, подошла к нему и прижала его голову к себе.

Они долго молчали, потом Алеша сказал:

— Это несчастье, Галя. Огромное несчастье. И не только в том, что я и все те, кто поддержал меня, поправил и дополнил, ошиблись, и даже не в том, что затрачено много государственных средств, как говорит Денис… Несчастье совсем в другом, Галя.

— В чем же, милый?

— В том, что Арктика осталась непобежденной, непреобразованной.

— Мне нравится, что ты именно в этом видишь несчастье.

— Прежде инженеры, когда в горе прорывали тоннель с двух сторон, если штольни не сходились…

— Как ты смеешь? — в гневе воскликнула Галя, отталкивая от себя Алешу. — Как ты смеешь об этом говорить! Уж не мечтаешь ли ты гордо принять на себя всю ответственность и тем горю помочь? Я думала, ты отделался от былой своей мании величия, а ты снова рядишься в «рогожную мантию».

— Нет, Галя, ты не права. Я не трус. Выстрел… это было бы трусостью.