Полярная станция “Зебра”

– Боюсь, мы продвигаемся в область неизведанного, – невозмутимо ответил Свенсон. – Тысяча футов, чуть больше. Если шкала не врет, то мы уже на пятьдесят футов глубже критической отметки, когда корпус должен уступить напору. В данный момент на лодку давит столб свыше миллиона тонн.

Безмятежность Свенсона, его ледяное спокойствие просто поражали, не иначе как пришлось обшарить всю Америку, чтобы найти такого человека. Нужный человек в нужное время и в нужном месте – именно так можно было сказать про Свенсона, находящегося в центральном посту терпящей бедствие субмарины, которая неумолимо погружалась на глубину, на сотни футов превосходящую ту, на которую рассчитаны подводные лодки любого класса.

– Она идет медленнее, – прошептал Хансен.

– Она идет медленнее, – кивнул Свенсон. А по-моему, она не слишком торопилась снизить скорость. Было странно, что прочный корпус ещё выдерживал такое огромное давление. На секунду я попытался представить себе, каким будет наш конец, но тут же отбросил эту мысль: проверить, как это будет на самом деле, я все равно не успею. Здесь, где давление достигает примерно двадцати тонн на квадратный фут, нас раздавит, точно камбалу, раньше, чем наши органы чувств сумеют на это отреагировать. Снова зазвенел звонок из машинного отделения. На этот раз голос звучал умоляюще.

– Нельзя держать такие обороты, капитан! Передающая шестерня раскалилась докрасна. Прямо на глазах.

– Подождите, пока раскалится добела, а потом уже жалуйтесь, – бросил в ответ Свенсон.

Если машинам суждено выйти из строя – пусть выходят из строя, но пока они на ходу, он собирается выжать из них все, чтобы спасти лодку и её экипаж.

Новый звонок.

– Центральный пост? – Голос был резкий, пронзительный. – Это матросская столовая. Сюда начинает поступать вода…

Пожалуй, в первый раз за все это время глаза всех присутствующих в центральном посту оторвались от пульта глубины и обратились в сторону динамика. Под сокрушительным весом воды, под этим чудовищным давлением корпус лодки, кажется, начал сдавать. Одна крохотная дырочка, одна трещинка не толще паутины – и все, этого достаточно, чтобы прочный корпус подводной лодки начал продавливаться, разваливаться и сплющиваться, точно детская игрушка под ударами парового молота. Я окинул взглядом собравшихся: все думали примерно одно и то же.

– Где? – напористо спросил Свенсон.

– Через переборку по правому борту.

– Сильно?

– Чуть течет по переборке. Но струя все усиливается. Все время усиливается… О Господи, капитан, что нам делать?

– Что вам делать? – переспросил Свенсон. – Вытирайте её, черт вас побери! Мы же не собираемся жить в грязи!.. – И повесил микрофон.

– Она остановилась! Она остановилась! Она остановилась!.. – Эти шесть слов прозвучали, точно молитва. Значит не все уставились на динамик одна пара глаз не отрывалась от шкалы глубины, пара глаз, принадлежавшая малышу с бьющейся на шее жилкой.

– Она остановилась, – подтвердил офицер по погружению. Голос его чуть заметно дрогнул.

Больше никто не произнес ни единого слова. Из поврежденной руки Хансена продолжала сочиться кровь. Мне показалось, что на лбу у Свенсона впервые за все это время появились меленькие капельки пота, но я мог и ошибиться.

Палуба у нас под ногами все так же содрогалась от работы гигантских машин, прилагающих все усилия, чтобы вырвать «Дельфин» из смертельной бездны, все так же шипел сжатый воздух, продувая цистерны с дизельным топливом и пресной водой. Я уже не видел шкалы глубины, офицер по погружению наклонился над нею так низко, что почти закрыл её от меня.

Прошло девяносто секунд, показавшихся нам длиннее високосного года, девяносто бесконечных секунд, пока мы ждали, что море вот-вот прорвется в корпус лодки и заберет нас к себе навсегда, – когда офицер по погружению произнес:

– Десять футов… Вверх.

– Вы уверены? – спросил Свенсон.

– Ставлю годовой оклад!

– Мы ещё не выкарабкались, – осторожно заметил Свенсон. – Корпус может вдруг уступить… Он, черт бы его забрал, давно уже должен был уступить. Еще бы сотню футов – и давление станет меньше на пару тонн на квадратный фут.

Вот тогда, думаю, у нас появится шанс выбраться. По крайней мере, половина на половину. А уж потом с каждым футом подъема шансы будут расти, и сжатый воздух вытеснит воду из торпедного отсека, облегчив тем самым корабль.

– Подъем продолжается, – доложил офицер по погружению. Подъем продолжается. Скорость подъема растет.

Свенсон подошел к пульту глубины и стал внимательно следить за медленным движением указателя.

– Сколько осталось пресной воды?

– Тридцать процентов. – Прекратить продувку цистерн с пресной водой. Машины – задний ход на две трети.

Рев сжатого воздуха прекратился, палуба тоже почти перестала дрожать: машины перешли с аварийного режима на две трети своей полной мощности.

– Скорость подъема не меняется, – сообщил офицер по погружению. Сто футов вверх.

– Прекратить продувку цистерн с топливом. Рев сжатого воздуха стих окончательно.

– Задний ход на одну треть.