Полярная трагедия

Позвонил телефон. Еще раз. Звонил Шингареев. Советовался. Продавать ли соседям два мешка проса. Еще что-то... Похоже, Шояк-Шингарей самостоятельно боялся и шаг ступить. Да и то... По проволоке ступал над бездной...

"Новая метла", судя по его смеху, веселому гостеприимству, откровенности, по правде говоря, озадачившей меня, не боялся ничего.

-- Передвинуть Гузово в республиканской сводке с последнего места -- на третье -- это дорогого стоит... Никто не верил, что мне удастся поднять сей камень... Намажьте медом печенье. Ц-ц-ц... -- Он пощелкал языком. -- С горячим чаем... это пальчики оближешь...

...Я мчался в Уфу, готовый потратить неделю, месяц, полжизни, чтобы свалить этого молодцеватого душегуба в модном костюме "трико ударник"!

Полный решимости, документов о голоде в Гузове, фотографий, свидетельских показаний, я поднялся в Комитет КПСС Башкирской республики, возле которого стояли две черных "Волги" с армейскими антеннами, а постовой так долго проверял мои документы, словно это было не учреждение в глубине России, а государственная граница. Первый секретарь находился в тот день в Москве, на открытии сессии Верховного Совета СССР, и здесь, на всех этажах, царила нервная суматоха. Бегали и девочки, и мужчины с брюшком: оказалось, к отлету Первого не сумели подготовить его речь; представленную он забраковал, и теперь весь аппарат трудился над вторым вариантом, который ожидал на аэродроме в Уфе специальный самолет.

Меня принял Второй, кричащий на кого-то, взмыленный...

Круглая, с редким пушком, голова с закатывающимися на сторону пронзительно-хитрым глазом не оставляла сомнения, с кем я имею дело...

Я уже не раз встречался с армией "вторых". Не знаю когорты циничнее, хитрее, беспринципнее, чем "вторые", -- в вузах, министерствах, обкомах. Они, как никто, умеют стать необходимыми и, в то же время, держаться в тени, а главное, вторые достигли изощренного умения всегда казаться глупее своего начальства. Во всяком случае, не умнее. Ни в коем случае! Это первая заповедь Второго, если он хочет когда-либо стать Первым...

Я рассказал, с чем пришел, и глаз Второго закатился еще глубже, на виду остался лишь белок с кровинкой. Другой глаз опущен, прикрыт дряблым веком в рыжеватых пятнах. Попробуй пойми: о чем думает человек? Качается перед твоим лицом светлый реденький пушок на темечке.

Когда я произнес слово "биоценоз", Второй моргнул дряблыми, в пятнах, веками, словно я выразился непечатным словом. Позвонил, чтоб принесли чаю. "Попробуйте нашего башкирского медку, до-орогой товарищ!" Затем миролюбиво спросил, не заезжал ли товарищ в деревню такую-то. Там новшество. Карусельная доилка. По рекомендованным чертежам, дорогой товарищ!.. Если первое "до-орогой товарищ" прозвучало скукой, почти стоном, то последнее отдавало угрозой. И чтоб не оставалось сомнений;

-- О "каруселях" будут говорить завтра в Кремле, на заседании Верховного Совета Эс Эс Эс Эр. Башкирская А Эс Эс Эр выполнила указание первой...

Я молчал, глядя в тоске на светлый пушок, на новый, с иголочки, костюм-"тройку" из того же партийного сукна "трико ударник" (видно, в Уфе он был дефицитным). И -- бестактно сказал об опухших детях, о запланированном бирским секретарем убийстве села Гузово...

-- А за рекой Белой вы были? -- Он спросил меня с прежней невозмутимостью, словно в моем повествовании не было ничего хоть сколько-нибудь заслуживающего внимания. -- Там есть Герой социалистического труда, который...

...Я выбрел на уфимскую улицу с ощущением, словно с разбега налетел на каменный забор. Голова гудела.

Куда идти? Главнее этого дома в Башкирии не было. Хозяин -- здесь...

Ветер обжигал. Как зимой. Пригнувшись и наставив ворот плаща, двинулся куда глаза глядят, испытывая почти физически чувство человека, которого не просто били, а топтали ногами, потом вышвырнули на улицу и следом плюнули...

Помню, я остановился на перекрестке и произнес, не замечая, что говорю вслух:

-- Салават, что же мы будем делать?..

Я шел, машинально, по привычке горожанина, читая вывески. И вдруг глаза мои остановились на стеклянной табличке: "ПРОКУРОР БАШКИРСКОЙ АССР". Ноги мои свернули к подъезду ранее, чем я что-либо подумал.

Секретарша прокурора, изучив мои документы, нырнула в кабинет, и вот я сижу перед главным прокурором Башкирской республики. Если не ошибаюсь, фамилия его Соболев. В отличие от Второго, республиканский прокурор смотрит на пришельца неотрывно. Пристальным изучающим взглядом профессионального следователя.

Лицо интеллигентное, тонкое, взгляд пытливый, умный...

На лацкане прокурорского пиджака алый флажок депутата Верховного Совета РСФСР, под рукой -- целая колония телефонов. Наверняка он знает, что творится в его бирской епархии. Я не стал доставать ни документы, ни снимки; сказал лишь, что только сейчас из Бирска... И спросил напрямик:

-- Скажите, пожалуйста, вы кого-либо привлекали к ответственности за нарушение демократии?..

Тонкое лицо республиканского прокурора стало, на какой-то миг, напряженно-растерянным, и я "сузил тему":

-- ...За нарушение колхозной демократии?..