Полярник

К тому же я не могу выносить, когда мной пренебрегают. Не нравится мне ходить по магазинам, а, тем более, по рынкам. Не люблю читать газет и журналов (за исключением светской хроники Голливуда и спорта), не люблю смотреть телевизор (из-за рекламы и новостей). Еще органически не выношу храпа.

Такая вот многогранная личность получается, а тут на какого-то трусливого поляка накинулся! Успокоенный этой мыслью, я блаженно уснул и проспал вплоть до самой посадки, пропустив самое интересное: обед с алкоголем. Стюардессы посчитали ниже своего достоинства меня тревожить, поэтому на выходе из самолета мой желудок негодовал, заглушая прощальные слова капитана воздушного судна. Соседи с интересом посматривали на меня, как на мастера чревовещания. За мной двигался по коридору молчаливый поляк, внезапно и надолго замолчавший, лишь только наш лайнер замер перед аэропортом. Роста в нем было около двух метров и десяти сантиметров. Мы с негром, который был на голову ниже меня, смотрелись перед этим гигантом лилипутами. Негр постоянно оборачивался, словно ожидая могучего пинка от обиженного им великана. Впрочем, как и я. Но тот нас в упор не замечал, шел с выражением на лице, как у водителя автопогрузчика после ночной смены.

Появился Ди-Ди, благоухающий халявным вискарем, предоставленным по прошению стюардессой. Весь полет он провел в обществе двух маленьких бабулек, которых и на креслах-то можно было увидеть с трудом: они слабо шевелились под накинутыми пледами. Так что, в отличие от меня, он вкусил весь комфорт, поставляемый компанией «Люфтганза» для своих пассажиров. Мы тепло попрощались, оставив где-то в прошлом наши разногласия и конфликты интересов. Я улетел в Питер, он отправился в Киев. Нас дома ждали семьи, а его еще, вдобавок, какой-то фирменный борщ с горилкой и половиной небольшой свиньи. Об этом он грезил весь контракт. Видимо, заточить всего свина ему пока было еще не по зубам — сказывалось отсутствие практики.

В Питере, не успев испугаться, я попал на автобус домой без всяких задержек. И наступило время телефона: я звонил всем, кому мог, радовал друзей, не ведающих долгих разлук с домом, своими восторгами. В нескольких словах рассказывал про прошедший под знаком «облома» контракт: «качало так, что пиво в стеклянных бутылках взрывалось, как осколочные гранаты», «много безобразий случалось с техникой, и, как правило, по ночам», «еда была выдающейся, раз в день поел — считай, обожрался», «капитан не испортил имиджа голландского старца — идиотизм в тяжелой стадии», «хотелось бы в море больше не возвращаться». Друзья слушали и смеялись. Мне было приятно разговаривать на русском языке.

— Да ты просто полярник! — сказал мне друг Сергей из Архангельска.

— Может быть, Серега. Да только не был я на полюсе.

— Не в этом дело. Получается у тебя видеть хорошее и плохое. Словно разделять полюса на магните. Без всяких промежуточных стадий.

— Наверно, это не правильно, — сказал я.

— Может быть. Не знаю. Одно могу сказать — это не самый простой способ жить.

За окном автобуса тянулся предновогодний пейзаж: голые березы, мрачные черные ели, грязный снег по обочине. Запредельно наглые шоферы говорили друг другу нецензурные слова, не смущаясь пассажиров.

«Хорошо, что есть на свете это счастье — путь домой», — промурлыкал я слова из песни «Землян», песни из моего детства. Я улыбался так же, как и в тринадцать лет, в пору, когда не было «обломов». Я дожил до своего очередного дембеля. Я его вымучил и выстрадал.

КОНЕЦ.

2007–2008 год. Т\ х «Reykjafoss», «Northsea Trader».