Булочки она готовила на автомате. Размешивала миксером тесто, отправила маму принять душ, пока тесто поднималось, высушила ей волосы феном. Раскатала полоски, пока мама слушала последний час Ночного радио. Щедро полила тесто маслом, посыпала корицей и сахаром, скатала в рулетики. Всегда маленькие, больших не допускалось. Мама считала, что большой рулет получается «сухой», хотя тесто абсолютно то же самое. Сверху побольше жемчужного сахара – так, чтобы хрустело на зубах, когда будешь есть. Достала молоко – тетрапак с изображением арктической малины (
– Послушай, мама, – проговорила она, ставя на журнальный столик стакан молока и тарелку с булочками, – я пойду ненадолго, займусь уб-боркой. Сиди и слушай музыку, потом будет утренняя гимнастика. Когда я вернусь, послушаем вместе Местное радио, договорились?
Мама подняла на нее глаза, посмотрела с неуверенностью.
– Летний фельетон?
– Лейтенант Робинсон, помнишь его? Послушаем его в-вместе, хорошо?
Она вышла в прихожую и оделась. Ночи и утренние часы холодные, красное солнце висит совсем низко и не греет. Крепко взяв ключи, она вышла на лестницу и заперла маму в квартире.
Одновременно с ней из соседней квартиры вышел Пекка Карлссон, ее бывший одноклассник. У его семьи четырехкомнатная квартира с балконом.
– Здорово, Агге, как дела?
Он устроился на лето охранником, ему выдали форму – он так ею гордился. Широко улыбнулся, выпятил грудь. Агнета улыбнулась в ответ.
– В-все хорошо. А у тебя?
– На этой неделе работаю в Будене. Приходится поездить.
Пекка добрый, но всегда пытается подойти слишком близко. Она отодвинулась от него.
– Тогда мне проще.
Он рассмеялся.
– Да, тебе до работы рукой подать. Хотя какой чертовски сильный лесной пожар, слышала? Половину Гранселя пришлось эвакуировать.
– Боже мой, – воскликнула она. – Какой ужас! Никто не пострадал?
– Видишь ли, я не знаю, но сейчас из Будена вызвали вертолет.
Папа Пекки служил в специализированном подразделении. Учитывая информированность Пекки, Агнета сделала вывод, что их подразделение привлекли к тушению пожара.
Он придержал ей дверь, она выскользнула наружу, пока он не успел ее облапать.
– Подвезти тебя?
Она помахала рукой.
– Мне быстрее пешком.
Она пошла вверх по склону в сторону стройки. Там она работала, убирая строительные бытовки. Четыре штуки, по часу на каждую. Иногда она справлялась быстрее – особенно если нет дождя.
На самом деле предполагалось, что работа выполняется вечером, но Агнета не желала оставлять маму одну надолго по вечерам, когда у той случались обострения, так что последнюю бытовку она убирала по утрам, до прихода рабочих. Им-то наверняка все равно.
Четвертую бытовку она обычно оставляла на утро – ею редко пользовались, так что там легче всего было убираться. Бытовка стояла по другую сторону моста, так что Агнете приходилось либо идти в обход по старому мосту, либо пробираться по недостроенному новому бетонному мосту. Строго говоря, делать так не разрешалось, но напрямик через стройку получалось куда быстрее. К тому же ее никто не видел – из городка моста не видно. Хотя идти по нему было страшновато. Тут и там торчала арматура, временами приходилось идти по балкам, балансируя на ветру. Далеко внизу шумела река.
В это утро оказалось, что желобом для справления малой нужды почти не пользовались. Она все равно выскоблила его средством для туалета и вытерла насухо до блеска. Обычно после ее уборки во всем бараке пахло свежестью, но сейчас запах дыма перебивал все остальные запахи. Агнета протерла стол, стулья и столешницу в кухне, подмела пол и провела по полу мокрой тряпкой. Взглянула на часы – прошло всего лишь сорок минут. Быстро протерла окна снаружи, замшевая тряпка стала черной от сажи. Тщательно прополоскала ее – такие тряпки очень дорогие, и поспешила домой.
Подойдя к своей квартире, она задержала дыхание. Когда она приоткрыла дверь, в нос ей ударил запах свежих булочек с корицей. В квартире было тихо.
В светлые периоды между обострениями мама всегда клялась, что будет принимать лекарства, как положено, что последний раз и останется последним. Временами проходило много времени, несколько месяцев, прежде чем она начинала снова пренебрегать таблетками. Ведь она так хорошо себя чувствует, с ней все в порядке – почему она должна запихивать в себя массу каких-то химикатов, от которых она толстеет и кожа становится дряблой?
Так что она переставала принимать литий, начинала пить, чтобы снять тревогу, которая тут же неизбежно подступала, и вскоре возвращалось маниакальное состояние.