Полярный круг

Испугалась, трусливая дрянь,
ты своих же детей?

Она прокрутилась несколько раз, пока не закружилась голова. Потом выдвинула верхний ящик. Карандаши, стирательные резинки, линейки. Второй ящик. Школьные тетрадки – по математике и физике. Она полистала их. Те же задания, которые делала она сама. Он ответственный, надежный и собранный, дисциплинированный, этот Викинг. Умный и красивый. Очень ей подходит. Все у них будет хорошо.

Она выдвинула третий ящик и замерла. Что такое?

Красные буквы, отпечатанные на машинке. Агнетины, ошибиться невозможно. Целая пачка листков. София взяла ее в руки, перелистала.

Диана мчалась на велосипеде домой, ощущая, как ее душат слезы. Генриетта не злая, не в этом дело, просто не думает о других. Жизнь не сводится к тому, чтобы выглядеть безупречно, как думает Генриетта. В ней есть еще так много всякого важного.

Видимо, какой-то рассказ. Но что он делает здесь, в ящике стола у Викинга? Она прочла конец.

– Ты любишь булочки с корицей? – спросила она. – Я испекла сегодня утром.

– Обожаю булочки с корицей, – ответил он.

От этих его слов она засмеялась, сама не понимая, почему.

Они сидели друг напротив друга, ели булочки, запивая горячим шоколадом. Смеялись и разговаривали, но потом он вдруг стал серьезен.

– У меня есть младший брат, – сказал он. – Не знаю, знаешь ли ты об этом.

Нет, о брате она ничего не слышала.

– Его зовут Хассе. Когда он родился, с ним что-то оказалось не так, но что именно, они не знают. Он не такой как все.

Маттиас поднял на нее глаза.

– Но я его очень люблю.

Агнета обычно пекла булочки для своей мамы, София знала об этом. Не раз она ела булочки у них в кухне в Трэске. Как это понимать?

На обратной стороне что-то было написано. Она перевернула листок, узнала почерк Викинга.

Очень хороший рассказ. Прямо понимаешь чувства главной героини. К тому же, мне кажется, что она очень красивая. :)

А этот Маттиас отличный парень.

Кажется, я узнаю финал…

И затем три сердечка.

Она уставилась на них.

Три сердечка?

Три сердечка?!

Ледяной холод хлынул изнутри, разливаясь по всему телу.

Она скомкала идиотские красные листочки в тугой шарик, пошла в ванную и спустила их в туалет. Огляделась, заглянула в шкафчик. Под шкафчиком на полке в ряд стояли четыре стаканчика с зубными щетками. Один – с картинкой медвежонка Бамсе. Стало быть, младшего брата.

Когда он родился, с ним что-то оказалось не так, но что именно, они не знают. Он не такой как все. Но я его очень люблю.

Взяв стаканчик с медвежонком Бамсе, она пописала в него. Поставила обратно на полку.

Вернулась в комнату Викинга, поставила стул, как тот стоял раньше, расправила покрывало. Выключила музыку прямо в разгар страстного гитарного соло.

Вышла через террасу, закрыв за собой дверь, и направилась прямиком к Агнете.

– Привет! – проговорила Агнета с удивлением в голосе. – Заходи.

Кот пытался ускользнуть в подъезд, Агнета поймала его и взяла на руки. Тот тут же начал мурлыкать.

– Ты не знаешь, где Викинг? – спросила София, зайдя и усевшись за кухонный стол.

– Он в хоккейном лагере, где-то в Будене. Вернется во вторник. Я только что испекла бисквит – хочешь?

Бисквит София обожала.

– Спасибо, хочу.

– Молока?

– А какао у тебя есть?

– Ну да.

– Может быть, и булочки?

Агнета рассмеялась.

– Ну конечно же!

Какая она сегодня веселая. Достала булочки, подогрела молоко, выставила на стол банку какао. Даже напевала себе под нос: I was made for loving you baby, you were made for loving me[53].

– Ты перестала заикаться?

От этого вопроса она тут же снова начала заикаться.

– Н-н-нет, просто н-немного лучше, когда все с-спокойно.

– Почему все спокойно?

– М-мама, – ответила она. – Они п-пока не планируют ее выписывать.

Ах да, ведь ее сумасшедшую мамашу положили на принудительное лечение.

– Хорошо тебе тут одной?

Агнета кивнула, щеки у нее покраснели.