Алексей Яковлев побродил под скалами Ченлюна, сходил пешком на мыс Дежнева, а оттуда — на горячие ключи. Десятиминутное купание в природной ванне немедленно сняло усталость.
Все было удивительно, интересно, необычно… Если бы не постоянное сознание вины перед родными. А они так ждали его, считали каждый день, оставшийся до демобилизации… Они часто писали письма: отец, мать, сестра и даже муж сестры. В письмах была заранее расписана будущая жизнь после демобилизации: учеба, работа.
Маюнна заметила подавленное состояние парня и напрямик спросила, что с ним.
— Ничего особенного, — бодро ответил Алексей.
— Я же вижу, — настаивала Маюнна.
Алексей откровенно рассказал обо всем.
— А я вот, видишь, — парень беспомощно развел руками.
Маюнна задумалась и тихо сказала:
— Я тоже удивляюсь. Как же так, думаю, ты два года служил вдали от родных, они тебя не видели, ждали, а ты взял и поехал совсем в другую сторону…
Алексей странно заморгал.
— Эх, Маюнна! — хрипло произнес он. — И ты можешь говорить такое?.. Неужели ты не догадалась, почему я рванул на Чукотку? Я же люблю тебя!
Это были первые слова о любви, сказанные Алексеем Яковлевым. И первые, услышанные Маюнной. До нее не сразу дошел их смысл. Она даже поначалу подумала, что ослышалась, и поэтому сказала просто:
— Тогда ты должен ехать домой!
Алексею показалось, что его окатили холодной водой.
— Я не могу без тебя.
— Почему?
— Я же сказал — люблю.
Значит, все-таки он сказал это слово. Что же делать, как на это ответить? А может, он говорит просто так? Ведь и такое бывает.
— Любовь, — Маюнна усмехнулась, — очень легкое слово.
— Но я на самом деле тебя люблю! Неужели ты такая слепая, что не видишь?
— Почему, — задумчиво произнесла Маюнна, — когда мужчина чем-то жертвует во имя любви, он громко кричит об этом? Отчего это, а?
Алексей умолк. Он ничего не понимал в этой странной девушке, Что в ней такого? Вон в Улаке сколько девчат и повыше ее ростом, и поярче. Вот собраться с силами, взять и вправду уехать… Но стоило только вообразить себе, что он больше не увидит Маюнну, что из его жизни исчезнет это маленькое чудо, как все кругом тускнело.
— Я не могу объяснить словами, но я тебя очень люблю, — притихшим голосом повторил Алексей. — И ничего не могу поделать со своим чувством.
— Ну вот, а еще сильный пол! — усмехнулась Маюнна, и от этой улыбки, Алексею стало не по себе.
Этот разговор происходил на берегу моря, там, где начинались скалы Дежневского массива, переходящие к востоку в обрывистый мыс, мимо которого катил могучие волны Берингов пролив.
Алексей в растерянности остановился.
Он попытался еще что-то сказать, но комок обиды застрял в горле.
— Почему замолчал? — спросила Маюнна.
— Мне больше нечего сказать, — пробормотал Алексей и отвернулся к морю, к зеленому горизонту, где плясал на далеких волнах причудливо светлый, словно отделившийся ото всего остального света, луч. Алексей смотрел на него и, отвлекая себя от грустных мыслей, думал о том, что по всем физическим законам такого луча не может быть и свет не может существовать без источника излучения, сам по себе. Но тот осколок сверкал на горизонте, перемещался, высвечивая гребни волн.
— Алеша, — услышал он сквозь гул прибоя голос Маюнны.
Он повернулся и увидел улыбку. Она была не насмешливая, как всегда, а какая-то виноватая.
— Алеша, — повторила она незнакомым голосом, и у парня зашлось сердце. — Наверное, нам уже ничего нельзя поделать с этим. Я ведь тоже, я ведь тоже… люблю тебя, — с трудом произнесла Маюнна и повернулась туда, где бродил отделившийся ото всего светлый луч.
Они не знали, как быть дальше. Обессиленно улыбались и не могли сделать шага навстречу друг другу, словно все силы ушли у них на то, чтобы сказать эти вечные и великие слова.
Взявшись за руки, они пошли обратно в селение.
Алексей шел счастливый, ощущая в руке теплую ладонь Маюнны, неожиданно твердую, словно вырезанную из плотной, просоленной в океане деревяшки.
Алексей был в растерянности. Он лихорадочно думал о том, что, наверное, надо было бы поцеловать Маюнну, сказать ей какие-то слова. Но, с другой стороны, все как будто бы сказано, и поцелуй ничего не прибавил бы к тому чувству великой радости, которое испытывал Алексей.
Он искоса поглядывал на Маюнну: что за мысли в этой аккуратно причесанной головке?
А Маюнна думала о том, как об этом сказать родителям. Мама, конечно, обрадуется, а вот отец!.. Маюнна чувствовала, что отец ее очень любит, и вот теперь он должен уступить заботу о ней другому человеку, этому смешному парню, не похожему на тех приезжих ребят, которые ходили по Улаку с подчеркнуто небрежным видом, изображая покорителей Севера, великих землепроходцев. Почему-то те ребята не брились, может быть, даже и не всегда мылись, но держали себя высокомерно и порой грубо.
Алешка другой. Может быть оттого, что он из Ленинграда? Из города, который в семье Кайо был почитаем более всех других городов, потому что когда-то там жил отец.