Полярный летчик

– Далеко ли цель? – спросил я штурмана.

– Осталось двадцать минут полёта.

Возвращаться было обидно. А если сбросить бомбы, не долетев до Берлина, то что мы выиграем? Всё равно до своей земли можем не дотянуть. Нет уж, выполнять задание так выполнять!

И я продолжал вести машину по курсу.

Через двадцать минут дрогнул самолёт. Я сразу понял, что это открыли люки. Сейчас наши бомбы будут сброшены на цель, и мы пойдём обратно.

Когда мы сошли с цели, я решил снизиться, чтобы запустить мотор. Мне уже стало ясно, что он остановился потому, что не хватало воздуха.

На высоте в три тысячи метров мотор снова заработал. Но успел я порадоваться, как штурман начал мне командовать: «Вправо! Влево!»

Что такое?

Впереди были заградительные огни немецкой батареи.

Мы быстро набрали высоту. На шести тысячах мотор снова остановился. Мои догадки подтвердились: ему не хватало воздуха. Приходилось снижаться, и каждый раз мы попадали под обстрел.

Нам пробили два бензиновых бака. Но все четыре мотора работали пока хорошо.

Начало светать. Впереди появились высокие обрывистые облака; они напоминали каменные шпили Кавказских гор. Казалось, что самолёт сейчас врежется в эти «скалы» и разобьётся о них вдребезги.

С облаками на нас надвигался мощный циклон. Обойти его не было никакой возможности: мы и так шли на высоте пяти тысяч метров. Когда мы попали в него, в кабине поднялась снежная пыль. В малейшую щёлочку проникал густой струйкой снег. Все приборы покрылись его тонким слоем. Мой «больной» мотор снова остановился.

По расчёту времени, наш самолёт находился уже недалеко от линии фронта. Бензин из пробитых баков продолжал вытекать, и я ждал, что вот-вот должны остановиться все четыре мотора.

Было решено снизиться под облака и восстановить по местности, где мы находимся: если уж придётся совершить вынужденную посадку, то надо знать где.

На высоте тысячи восьмисот метров показалась земля. Температура резко поднялась, снег в кабине быстро растаял, по окнам хлестал дождь.

Под нами была русская земля с густым лесом. Сёл больших мы не заметили, скоплений войск – тоже. Судя по всему, линию фронта мы ещё не «перетянули».

– Где мы? – спрашиваю штурмана.

– Фронт недалеко. Подтяните ещё немного!

В это время, как по команде, остановились все четыре мотора. Машина быстро стала снижаться.

Что делать? Прыгать с парашютом? Но это значит попасть к фашистам в руки. Садиться на открытое место тоже нельзя: расстреляют. Добежать до какого-нибудь укрытия не успеем.

Я принял решение: садиться на густой лес, подальше от дорог. По крайней мере, фашисты не скоро доберутся до нас, а может быть, нам посчастливится встретиться с советскими людьми. Что касается самой посадки на лес, мне лично это приходилось делать впервые, но я отлично помнил рассказ моего друга Ильи Павловича Мазурука, которому пришлось однажды садиться прямо на таёжные заросли, и он даже не сломал машину.

По телефону предупреждаю товарищей: приготовиться!

Я видел, как один за другим товарищи уходили в заднюю часть самолёта, где меньше риска погибнуть при посадке.

Высота быстро сокращалась. Вот и лес… Выравниваю машину, стараюсь как можно больше потерять скорость…

Я упёрся рукой в козырёк, чтобы не разбить лицо о приборы, и мы врезаемся в верхушки густых сосен. Что-то трещит. Машина, подламывая деревья, «на брюхе» опускается до самой земли.

– Товарищи, – крикнул я, – вы живы?

– Мы-то живы, а вы как?

– Раз сам спрашиваю, значит, в порядке!

Оцарапанные, немного оглушённые, мы вылезли из машины.

– А где же хвостовой пушкарь? – спросил я.

– Он раньше всех вышел. Куда же он девался? – недоумевают товарищи.

В это время мы услышали глухой шум какой-то возни, пыхтение и наконец голос пропавшего пушкаря.

– Стой! Ещё кусаться будешь! – сердито кричал он где-то совсем близко.

– Пусти, окаянный! – крикнул в ответ высокий не то женский, не то детский голос.

Мы насторожились.

Пушкарь подтащил своего упирающегося пленника. Это был мальчишка в ветхой одежонке, лет двенадцати-тринадцати на вид.

– Вот, – доложил пушкарь, – под самый хвост машины подполз!

– «Подполз»! – дерзко сказал мальчишка. – Это вы чуть человека не задавили! Идёшь по лесу – и на тебя самолёт валится… – ворчливо добавил он.

– Ты кто? – спросил его штурман. – Может, партизан? – мягко закончил он.

– Нет. Мой дед заболел, ему кисленького захотелось. Ну, я пошёл на хутор за капустой, а вы тут и плюхнулись… Чуть не задавили! – опять с вызовом сказал он.

– Что значит «плюхнулись»? – недовольно переспросил штурман.

– Ну как по-вашему – сели?

– Тебя как зовут? – вступил я в разговор.

– Серёга.

– Скажи нам, Серёга, далеко здесь немцы?

– Не знаю я, дяденька, – вдруг сменив тон, плаксиво заговорил Серёга. – Ничего я не знаю. Отпустите меня. И так чуть не убили. Меня дедушка ждёт!

– За кого ты нас принимаешь? – уже совсем ласково спросил я, видя, что парень «крутит».

– За лётчиков, – ответил хитрый мальчишка.

– За каких?

– За военных! – Он снова увернулся от прямого ответа.

– Ох, и хитёр ты, бестия! – потирая укушенное место, заметил ему пушкарь.

– Я не бестия. Бестия женского рода, а я мужчина.