Великолепен и торжествен был въезд Эмилия Павла. Последний раз увидели римляне грозные сариссы, которые провозили на повозках. Увидели и груды македонского золота, над которым так дрожал несчастный Персей. Но более всего поразил римлян вид царских детей. Они шли, окруженные целой толпой воспитателей, «которые плакали, простирая к зрителям руки, и учили детей тоже молить о сострадании. Но дети… по нежному своему возрасту не могли еще постигнуть всей тяжести и глубины своих бедствий. Тем большую жалость они вызывали простодушным неведением свершившихся перемен, так что на самого Персея почти никто уже и не смотрел — столь велико было сочувствие, приковавшее взоры римлян к малюткам. Многие не в силах были сдержать слезы, и у всех это зрелище вызывало смешанное чувство радости и скорби» (
И все-таки все ликовали. Все, кроме триумфатора. А его постигло лютое горе. У Эмилия было четыре сына. Все четверо исключительно одарены от природы. Поэтому Эмилия называли счастливейшим отцом. Двух старших он отдал в усыновление в знатнейшие патрицианские дома, младшие жили с ним как его наследники. И вот после его возвращения заболел старший из них, пятнадцати лет. Он умер на руках отца за пять дней до триумфа. Отменить священную церемонию было невозможно. Прямо с похорон поднялся Эмилий на триумфальную колесницу. Молча, с каменным лицом выдержал он пытку, которая продолжалась три дня! Когда же он вернулся, то увидел, что младший сын, двенадцати лет, лежит при смерти. Через три дня мальчик последовал за старшим братом. Теперь, сказал старый полководец, он стал неизмеримо несчастнее Персея — тот, хотя и побежденный, остался отцом, а он осиротел.
Через несколько дней Эмилий Павел, по обычаю, произнес перед народом речь о Македонской войне. Он говорил, что большое счастье всегда вызывало у него недоверие и страх. Вслед за ними он предчувствовал небесный гром и горе. А в последней войне удача неизменно сопровождала его, как попутный ветер.
— В зените нашего счастья, квириты, я боялся, что судьба замыслила нам зло. Я молился Юпитеру Всеблагому и Величайшему, Юноне Царице и Минерве, чтобы, если какая-нибудь беда грозит римскому народу, они целиком обратили ее против моего дома. Теперь все хорошо: они услышали мои молитвы. И вы скорбите над моим горем, а не я плачу над вашим[29]
(Говорят, если бы он убивался и плакал, римляне не были бы так поражены и тронуты, как теперь (
Эмилий не забыл своего обещания и делал все возможное, чтобы помочь Персею. Правда, от него мало что зависело. Несчастного царя отвезли в городок Альбу на берегу Фуцинского озера. Его не лишили ни свиты, ни домашних вещей (
Полибий заканчивает рассказ о Персеевой войне следующими словами.
«Очень часто приходится мне вспоминать изречение Деметрия Фалерского; желая показать людям в своем сочинении о судьбе нагляднейший пример ее неустойчивости, он останавливается на том времени, когда Александр разрушил персидскую державу и говорит следующее: „Нет нужды нам брать бесконечно долгое время, ни даже огромное число поколений; достаточно оглянуться назад не более чем на пятьдесят лет, чтобы познать жестокость судьбы. Думаете ли вы, что персы или царь персидский, македонцы или царь македонский поверили бы божеству, если бы за пятьдесят лет до того оно предсказало будущую судьбу их, что к нашему времени не останется самого имени персов, которые были тогда господами чуть ли не всего мира; что надо всей землей будут властвовать македонцы, самое имя которых до сего времени не существовало. Однако безжалостная к нам судьба, которая все перестраивает наперекор нашим расчетам… научает всех людей, как я думаю и теперь, когда счастье персов перешло на македонцев, что им она предоставила такие блага в пользование до тех пор, пока не примет другого решения“… Это и произошло при Персее… Будучи очевидцем этого события, я решил не молчанием обойти его, но заключить повесть о нем подобающим суждением» (
Таково надгробное слово, которое он произносит над великой Македонией.
Однако вернемся назад, к тем дням, когда Эмилий был еще на Балканах. Римлянам предстояло решить, как поступить с поверженной лежащей у их ног страной и с греками.