Полигон

Такого разрешения я не дал, приказав разведке продолжать наблюдение с безопасного расстояния. Сам же глубоко задумался о странностях происходящего. На Талдом напали? Похоже, что так. Вот только кто? Талдом – крепкий орешек, напасть на который могла разве что объединённая армия Красноармейска и Сергиева Посада… Я нахмурился – отношения с Красноармейском у меня не сложились, так что прибывшей армии Полигону следовало опасаться.

Мои размышления были грубо прерваны звуками близких выстрелов. Стреляли в двухэтажном доме, в котором шёл допрос пленных, прозвучало два хлопка. Я мгновенно вскочил и, передёрнув затвор автомата, кинулся внутрь здания. Взбежал по лестнице наверх… и остановился. Сильвер сидел на стуле в центре комнаты, на лице одноногого капитана была написана растерянность. Рядом с одноногим военным с пистолетом в руке неподвижно стояла Фурия. Я перевёл взгляд вниз. Оба сдавшихся бандита лежали у стены с простреленными головами, один из них ещё подёргивал левой ногой. Фурия медленно-медленно обернулась, выглядела она испуганной и виноватой.

– Прости, Виктор. Я помнила твоё обещание сохранить им жизнь. Но я не смогла отпустить их живыми, после всего того, что они рассказали. Это уже не люди, а демоны, выродки, твари! Они не представляют своей дальнейшей жизни без разбоя, убийств и насилия, настолько уже привыкли наслаждаться болью и отчаянием своих беспомощных жертв. Их нельзя было выпускать живыми!

– Сильвер, что здесь случилось?

Одноногий капитан почему-то смутился, мельком посмотрел на Лизу и отвёл взгляд. Затем, кряхтя и неохотно, принялся говорить:

– Пленники много рассказывали о нравах на контролируемой бандитскими группировками большой территории. Это просто мрак и хаос. Там процветает работорговля. Нормой считается захват заложников. Распространены человеческие жертвоприношения. В некоторых посёлках далеко на востоке открыто процветает каннибализм. Чем отъявленнее мерзавец, чем больше у него пороков, тем больше его боятся, тем выше у него статус среди остальных бандитов-головорезов. Разгромленная нами банда – просто невинные овечки в сравнении с другими группировками. Для этих беженцы из Талдома – лишь возможность хорошо обогатиться за счёт грабежа и продажи пленников. Но для других бандитских группировок – это рабы или даже просто свежее мясо! Честно говоря, я сам до сих пор нахожусь в шоке – не думал, что за какие-то четыре месяца вторжения люди могут так оскотиниться. Я завершил допрос и собирался этих двоих отпускать, как вдруг Фурия их пристрелила. Несправедливо получилось. Я даже не про то, что ты им обещал свободу. Просто они вполне могли нам врать, выбеливая себя, и мы бы даже не узнали. Но они говорили честно, за что и поплатились…

Я строго посмотрел на свою подругу, затем на столпившихся в комнате людей, после чего приказал:

– Всем выйти из здания и грузиться на машины. Лиза, ты останься. Нам нужно серьёзно поговорить.

* * *

Присутствующих словно ветром сдуло. В центре разгромленной комнаты оставалась только Лиза Святова. Она стояла посреди множества мёртвых тел с совершенно неуместным к ситуации видом провинившейся школьницы. Тут я неожиданно сообразил, что моя боевая подруга и есть школьница по возрасту. Я указал ей рукой на стул, но Лиза предпочла стоять. Девушка достала сигарету и неторопливо закурила. Предложила и мне, но я отказался.

– Чем-то эта ситуация напоминает сцену у КПП, вот только на этот раз оправдываться приходится не мне, – проговорил я, просто чтобы нарушить затянувшееся молчание.

– Да, очень похоже, – согласилась Фурия, подходя к разбитому окну и наблюдая за погрузкой солдат в грузовики. – Что я могу сказать… Да, действительно немного сорвалась после всех сегодняшних переживаний.

– Это называется «немного сорвалась»? – я указал рукой на лежащие повсюду трупы. – Сколько человек ты сегодня убила лично?

– Пять. Или может шесть, – ответила девчонка невозмутимо.

Спокойствие, с которым она об этом говорила, просто не укладывалось в голове. Похоже, никаким сожалением, а тем более раскаянием тут и не пахло.

– А Егорова зачем ты застрелила? – задал я следующий вопрос.

Вот тут всю невозмутимость Фурии словно ветром сдуло. Девчонка поперхнулась сигаретным дымом и сильно закашлялась. Не прекращая кашлять, Лиза поинтересовалась, которая из её подруг выдала своего лидера? Холодный блеск в глазах недавней убийцы предвещал огромные неприятности любому, на кого я укажу.

– Никто тебя не выдавал. Просто я тоже сыграл в предложенную тобой игру «ворона и бабушка», – ответил я, с невольным интересом наблюдая за живой мимикой лица своей подруги.

На это действительно стоило взглянуть. Обычно лицо Лизы не отражало никаких эмоций, сейчас же по нему получалось читать всю гамму чувств и переживаний – испуг, растерянность, непонимание, активнейшая мыслительная работа и наконец озарение.