Мы шли в дыму и пыли, но обеим сторонам — и нападавшей, и защищающейся — стал ясен исход битвы, так что обстрел здания из тяжелого оружия прекратился совсем, а перестрелка свелась к минимуму.
— Когда начнут сдаваться, — говорил Каракурт на ходу, кашляя и отплевываясь от пыли, — мы никого не станем убивать. И в плен брать тоже. Всех отпустим. Лишь бы не дурковали…
— Ты убедился, что Топоркова нет в здании?
— Мы не все осмотрели, не были на третьем. И
Мы спустились на первый этаж. Здесь в коридоре и кабинетах в разных позах лежало несколько тел, а само здание походило на решето: через дыры в стенах и выбитые окна лился свет фар и грохот моторов множества байков с улицы. В воздухе висела гарь и пыль. Каракурт снова закашлялся.
В противоположном конце коридора, рядом с разрушенной дежуркой, толклись несколько фигур. Одна из них, увидев нас, повернулась.
— Каракурт!!!
— У-у-а!!! — взвыл-зарычал десяток глоток.
— Птицеяд, твою мать! — заорал Каракурт.
— Я же обещал тебе, что вытащу!
— Но мне пришлось долго ждать!
Мы были совсем близко. Татуированный, покрытый шерстью торс Птицеяда прикрывала маленькая кожаная жилетка. Он распахнул две свои огромные ручищи, намереваясь обнять шефа… И в этот момент из-за спин байкеров ударила автоматная очередь.
Пули прошили тело радостного Птицеяда наискосок и насквозь; фонтанчики крови выметнулись из его груди, живота и бока. Птицеяд мгновение смотрел на себя удивленно, не понимая, что произошло… И повалился лицом вперед с раскинутыми в стороны руками.
Все произошло настолько быстро, что никто толком ничего не понял и, уж конечно, не успел отреагировать. Байкеры еще только оборачивались на стрелявшего, а Каракурт сделал огромный скачок вперед, перепрыгнул тело Птицеяда с яростным воплем «Никому не стрелять, б…ди, я сам!», врезался в толпу байкеров, так что снес троих — и исчез.
Я медленно опустился на пол у входа в камеру, где провел почти сутки. На пороге все еще лежал рядовой, в которого Каракурт метнул своего страшного паука. Сейчас твари на голове парня не было, но его лицо представляло собой кровавое месиво.
Из помещений и со стороны лестницы в коридор выходили и выползали менты с поднятыми руками; те, кто тащил с собой оружие, бросали его здесь же на пол. Из толпы байкеров крикнули:
— Пошли вон, уроды!
Горе-защитники потянулись к выходу. Троих раненых им прошлось поддерживать, одного вообще несли на руках. Проходя мимо победителей, каждый получил свою порцию тычков и затрещин, но ни одного не задержали.
Несколько здоровяков в коже рассредоточились по зданию в поисках поживы.
Я сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Мой
— Чего расселся?
Надо мной стоял Каракурт.
— Через десять минут мы уезжаем, — сказал он. — Поедешь с нами.
— Ты догнал его? — спросил я. — Кто это был?
Он вздохнул и уселся рядом.
— Как я и предполагал: Топорков. Думаю, его целью был я, но времени совсем не оставалось, а дубина-Птицеяд закрыл сектор обстрела. Мент был одет точь-в-точь как наши, поэтому его никто не узнал. Те, кто видел незнакомого байкера, думали: это один из моих приятелей извне.
— Ты завалил его?
— Он ушел. Сам не понимаю, как ему это удалось. Он очень хорошо подготовился.
— Но ты жив.
— Ты не понимаешь… Если б он грохнул меня, для меня это было бы меньшей трагедией, чем стоять над мертвым Птицеядом.
— Да ладно, Каракурт! — с жесткой ухмылкой сказал я. — Откуда эмоции? Ты же беспощадный человек, точнее — Паук разумный! Ты столько народу убил, сколько я в своей жизни не съел куриных окорочков…
Он посмотрел на меня.
— Ты меня ничуть не боишься?
— Знаешь что, — сказал я ненавидяще, — мне опротивело бояться…
Где-то в глубине здания грохнул взрыв. К нам подошел один из байкеров.
— Босс, мы нашли их оружейку…
— Забирайте все, подчистую! — Каракурт легко поднялся. — И найдите Матвея!
— Это кто? — спросил я.
— Моя игрушка. Артем, у тебя мало времени. Ты хотел забрать табельное оружие. Поторопись. В дежурке на полу — гора ключей, посмотри, может, подберешь…
— Зачем я тебе нужен? — спросил я устало. — Я иду домой.
— Пока не идешь. И кстати говоря… Я тебе нужен больше, чем ты мне. И скоро ты убедишься, что я прав.
Зрелище было впечатляющим; мой уставший от постоянных потрясений мозг все-таки смог оценить его по достоинству.