Полигон

— Это шанс, понимаете? Что знает один, знают все! Неведение же в нашем случае смертельно опасно! Оно грозит гибелью всему живому…

— Даже так? — Я приподнял бровь.

— Идёмте же! — поторопил меня эмоциональный профессор, увлекая за собой.

Мы прошли тёмным коридором с единственной рабочей лампочкой на потолке. Берензон приложил к блестящему кругляшу на стене палец и стальная дверь мягко отъехала в сторону. Профессор пропустил меня вперёд, а когда я вошёл, заперся изнутри.

— Садитесь, уважаемый, я имею сказать вам несколько умных слов…

— Григорий Натаныч!

— Жора, в чём дело?

— Эта… в карцере…

— Ну!

Чернобровин нахмурился. От радушия, которым он «потчевал» недавнего гостя, не осталось и следа.

— Она проснулась!

— Так это же хорошо. Значит, не сдохла и не сгниёт раньше времени. Значит, будет на ком проводить эксперименты.

— Вы не понимаете!.. Она разбила камеру!

— Какого ху… То есть каким образом? Камера висит на трёхметровой высоте, под самым потолком.

— Не знаю! Подпрыгнула и пробила дыру… Вот так, кулаком. — Жора показал как. — А перед этим она изменилась…

— Измени-илась? — протянул Григорий Натанович. — Так быстро?

— Видно, сила облучения была настолько…

Чернобровин не дослушал.

— А ну-ка пойдём.

— Куда? К ней?

— Куда же ещё, идиот!

Уверенной походкой Григорий Натанович направился к карцеру. Жора бросился за ним.

— Но она там мечется, об стены стучится… Она опасна.

— Конечно, опасна, олух ты царя небесного. Это и прекрасно. Оружие при тебе?

— Да…

— А наручники? Отлично.

— Что вы задумали, Григорий Натаныч?

На незапоминающемся лице появилась мерзкая ухмылочка. Чернобровин снял с пояса рацию и вызвал по ней дюжих лаборантов.

— Я так понимаю, она теперь снорк? — убрав переговорное устройство, со странной интонацией произнёс ученый.

— Возможно… я не успел рассмотреть… Но она обросла шерстью, как волк, — это могу сказать точно.

— А она ничего, да?

— Григорий Натаныч…

Появились Дима с Лёшей — две безразличные махины в белых халатах.

— Говорят, по части страсти и любви снорков не превзойти, — ни к кому конкретно не обращаясь, заметил Чернобровин. — Сам не проверял — возможности не было, — но знающие люди…

— Она вам не позволит…

— А вы трое мне на что?! Хотя, если не будет любви, сойдёт и секс. Так что заткнись и открой дверь.

Из карцера раздавалось громкое буханье. Измененная Полигоном девушка продолжала биться о стены, обрушивать на толстую дверь мощные удары. В дрожащей потной руке Жоры появился магнитный ключ.

— Повезло мне с охраной, ничего не скажешь. — Григорий Натанович покачал головой. — Открывай уже!

Жора приложил карту к сенсору. Красный огонёк погас — загорелся зелёный. Парень взялся за ручку. Обернулся на главного: лицо Чернобровина уже ничего не выражало.

Помощники встали по обе стороны от начальника. Такие же каменные физиономии, глаза недобро сверкают. Жора понял, что не отвертеться, как бы ни хотелось.

И смочив пересохшее горло слюной, он открыл дверь…

…Берензон щёлкнул выключателем. Тусклый свет полился из-под потолка, частично рассеяв темноту. Помещение, где мы оказались, напоминало пещерку. Крохотную пещерку, стиснутую четырьмя стенами. Два стула, стол, шкаф, лампа под потолком — и более ничего.

Не успел я сесть на стул, как передо мной призраком возник проф. Куда он отлучался и когда — не имею представления. Тем не менее, за время своего короткого отсутствия он успел «вооружиться» стопкой бумаг, которые немедля сунул мне.

— Вот, просмотрите. А я пока вкратце расскажу о том, что отняло у меня одиннадцать лет жизни.

Я пролистывал бумаги, честно вглядываясь в них, вчитываясь, а вот вникнуть не мог. Какие-то цифры, графики. Редко — термины, значение которых мне было неизвестно.