Полигон

Старик ушёл. Пока Ганс лежал в тёплой кровати вдали от Ангейта, ему было трудно осознать, что место, которое на протяжении двух лет он считал своим домом, а всех обитателей внутри – своей семьей, больше не существует. Ганс напряг память, чтобы вспомнить события прошедших дней: что произошло и как он здесь оказался. В голове были лишь мелкие обрывки с привкусом крови и дыма во рту.

***

– Жить будете! – Мужчина лет сорока уже складывал докторские принадлежности в сумку. Прямая спина, короткая стрижка и точная последовательность действий выдавали в нем бывшего солдата. Пока он осматривал своего пациента, доктор перекинулся парой слов с стариком об их общей Родине. Оба были обеспокоены резким перебросом легионов с севера. Ганс же недоумевал всё больше: он сразу понял, что они не из здешних мест, но не мог понять откуда именно – прямые черты лица и белый цвет кожи выдавали в них жителей восточного берега. Их беспокоят легионы, но на Эми они не похожи, значит…

Значит, имперцы. Нечасто увидишь их в вдали от дома, да ещё и в Елисейте.

Доктор предписал Гансу ещё полежать в кровати до следующего дня. Ганс, ещё десять минут назад переживший приступ слабости, даже не стал сопротивляться. Ему очень хотелось нормально отдохнуть за прошедший год с перевода в Ангейт, в особенности, за прошедшую неделю – Ганса до сих пор потряхивало. Старики ушли и оставили его одного. Хозяин тихо закрыл дверь и неспешно пошёл стуча по полу подкованными сапогами.

Ганс напряг память. В голове всплывали мутные образы. Стены, камень, много дыма, глаза слезятся, горло готово разорваться от бесконечных приступов кашля и кровь, стекающая по лицу, в ушах сильно звенело. Его последние воспоминания о событиях того злополучного вечера обрывались на моменте, где его скинули в тайный проход, после чего он слышал сильный грохот, его сильно приложило камнями по голове, в глазах двоилось и его сильно затошнило, не говоря уже о нестерпимой боли. Он это ярко запомнил. Стены вырытого тоннеля начали обрушаться, открывая проход в крепость. Вокруг шум и крики, он шёл наощупь. Внезапно земля вокруг содрогнулась и его снова присыпало камнями. Второй грохот, яркая вспышка озарила всё вокруг, оставив после себя многочисленные очаги пламени. Ганс стал резко сбивать пламя на себе руками, в некоторых местах уже прожгло одежду. Ощущение ужаса от удушья и огня, не сравнимое не с чем, добивало его и сейчас, спустя неделю. Дым заполонил собой всё вокруг, его бедро кровоточило и очень сильно. Он резко поднялся и одной рукой, закрывая нос и рот от дыма, а другой прикрывая рану, бежал, натыкаясь на стены извилистого тоннеля. Получив несколько ушибов и один раз разбив нос до крови, Ганс уткнулся в новое препятствие. Он протянул руку от бедра: это лестница. Глаза сильно болели и уже залились слезами, не в силах выдерживать едкий дым. Ганс стал взбираться по лестнице, сжимая зубы от неистовой боли в ноге, и встав на ноги старался нащупать защёлку на люке, силой приложился к ней и резко её отдернул, чем разорвал себе кожу на пальце. Он ударил по люку, потом ещё – люк не открывался. Ганс отчаянно вздохнул и чувствовал, что теряет равновесие, его стало вырубать. Умирать ему не хотелось, и он что было сил, ударил ладонями по люку, отчего тот слегка приоткрылся. Поток чистого воздуха резко ударил в лицо, и он стал жадно его глотать. Ганс надавил ещё с большей силой, чувствуя, как тепло пламени сзади уже подступало к нему, навалился на него, и буквально взлетел.

Ганс выбрался наружу и упал в сугроб. В глазах всё ещё темнело, а в ушах звенело. Свежий воздух сейчас для него был высшим блаженством. Чистый воздух! Чистый, без каких–либо привкусов подземелья или закоптелой крепости! Ганс перевернулся на бок и постарался встать. После жаркого пламени и едкого дыма в горле пересохло настолько, что он и не мог хрипеть. Вода. Единственное, что сейчас имело смысл для него – это вода. Он перевернулся и лёг прямо лицом в снег, он растворялся на его лице спасительной влагой после мучительной жары. Чтобы хоть как–то облегчить боль в горле, Ганс встал на четвереньки и стал жрать снег. Снег острой болью бил по зубам, но ему было плевать – несмотря на боль никогда ещё снег не был настолько вкусным и спасительным. Всё на мгновенье померкло, он лишь ел снег. Благостный снег. Он ел его жадно как зверь, спустя несколько суток охоты, добравшийся до добычи, и наконец, доевшись вдоволь, он упал на спину.

Ганс повернул голову к Ангейту. Башня уже почти полностью развалилась, часть крепости была объята пламенем, другая часть напоминала труху. Он был ошарашен: его дом в огне, огненные стрелы прилетали снова и снова. Они вонзались во двор крепости, взрывались с диким грохотом, освещая всё ночное небо. Ганс пошатнулся, в ушах зазвенело с ещё большей силой. Рукой в крови он вынул меч. В голове была суматоха, ему было непонятно, что теперь делать.