Полигон

— Пойми меня правильно. Я здесь отвечаю за все. Мы недосчитались пятидесяти трех человек. Там, в лесу, лежат несколько трупов, что с остальными — неизвестно, но догадаться, я думаю, можно. Мы ждем помощь, и до приезда ментов я вас никуда отпустить не могу, даже на поиски твоей любимой, — похлопал он Мишу по плечу. — Вы мне обещаете до прибытия помощи никуда не срываться?.. — И вдруг его глаза расширились. — Слава богу! Едут!

Туман светился изнутри, подсвеченный лучами фар. Но когда свет приблизился, стало видно, что едет всего одна машина.

На мастерку неторопливо въезжала подслеповатая «шестерка» белого цвета. Фары со стороны водителя были разбиты.

Глава 7

Холодная сырая темнота залила лес, затопила под самые верхушки сосен. Над бескрайним океаном тьмы мерцали звезды и чертили свои ослепительные штрихи метеориты.

Метеориты умели умирать красиво, не то что люди. Для камня смерть в атмосфере является закономерным финалом, достойным завершением тысячелетнего пути, он сгорает в своем величии, и, глядя на его гибель, романтики загадывают желания… У людей — не так. Живут эти странные создания неизмеримо меньше, умирают по большей части глупо — от несчастных случаев, болезней, мутноглазых ублюдков в подворотнях… Естественная смерть от старости в наше время с поправкой на население планеты — едва ли не большая редкость, чем для пращуров, живших в пещерах. Когда умирает одна шестимиллиардная человечества, его смерть, за редкими исключениями, затрагивает лишь горстку таких же песчинок. Да и те, стоя возле гроба, жалеют в основном самих себя — ведь часть их маленького личного мирка вот-вот зароют в землю. Сгоревшая в атмосфере песчинка была когда-то частицей величественной планеты, сила тяготения которой влияла некогда на целую солнечную систему. Очень редко жизнь отдельно взятого человека оказывает влияние хотя бы на его собственную жалкую планетку, затерянную в бесконечном черном безмолвии вселенной. Человек так устроен, что ему не дано осознать бесконечность.

И при всем этом люди весьма подвержены мании величия. Глупо и смешно. Во вселенной любой человек — ничто. Цифра в конце длинной кишки нулей. Парадокс же в том, что каждый человек — сам вселенная…

Где-то в этих дебрях скрывался ответ на все сегодняшние события. Сергей лежал на капоте «шестерки» Ника, которую ребята бросили, даже не закрыв дверей. Машина стояла на самом краю освещенной кострами поляны — как на дне огромного аквариума, за стенами которого плескалась ночь. По белому боку машины, чуть тронутому брызгами подсыхающей глины, темнели пятна, расходящиеся из-под арки переднего колеса. Чья-то кровь, но слишком темная для человеческой. Сергей не строил догадок, он просто знал это, не задумываясь откуда. Сами ребята ничего не рассказывали, по приезде они переговорили с Виктором в его палатке и, не отвечая на вопросы, сидели у костра, глуша водку такими темпами, словно поставили себе задачу как можно скорее забыться. И Сергей был достаточно наблюдателен, чтобы обратить внимание на помятый бампер и разбитые фары — когда машина уезжала с мастерки, этих повреждений не было. Бог им судья. После разговора с ребятами Виктор сообщил всем, что из леса не выбраться, но новость восприняли непонятно спокойно, словно это было само собой разумеющимся.

И все же что-то… Какая-то упущенная деталь, недостающий кусочек головоломки… Ключ, который откроет им дверь из балаганной комнаты страха в привычное повседневное мельтешение. Оно рядом…

Сергей даже сплюнул от злости. Ведь крутится в голове…

Тут его внимание привлекло что-то новое, просвечивающее сквозь верхушки сосен. Луна? Нет, луна не может быть такого цвета. И Сергей ни разу не видел, чтобы движение земного спутника происходило с такой стремительностью.

Из-за леса вставал багровый шар, льющий ровный холодный свет. Сергей сел. Трава и видимые из тьмы стволы сосен окрасились кармином. Сергей посмотрел на свои руки — они тоже покраснели, но оттенок дали ближе к малиновому. И несмотря на то что света стало больше, тьма вокруг лагеря, казалось, сгустилась еще сильнее.

Люди у костров вскакивали, те, кто был в палатках, выбегали наружу и останавливались, задрав голову. В их глазах плескались багровые отсветы. Свет напомнил Сергею детство (странная вещь — память), когда они с отцом печатали дома фотографии. Окно в комнате Сергея занавешивала плотная грязно-желтая упаковочная бумага, придавленная к деревянной раме канцелярскими кнопками, а затем все еще сочащийся через несколько слоев бумажного плена свет занавешивался плотными шторами. На столе располагались ванночки с реактивами, а над ними высился купол фотоувеличителя, который напоминал Сергею марсианский треножник из романа Уэллса. Все это освещал красный фонарь…

Шар неторопливо вплыл в зенит. На его поверхности, как и на настоящей луне, темнели пятна, вот только по размерам он превосходил луну как минимум втрое. Сергей помотал головой — нет, не показалось. Шар вращался. Ну что же, ему всегда было интересно, что там, на той стороне луны. Если это луна, конечно…