Полигон

Мужик перестал сопеть и открыл глаза. Увидев прямо перед собой козу, скорчил рожу и отпихнул её. Коза обиженно заблеяла и поднялась на ноги. Мужик помотал лохматой головой и посмотрел на нас. Губы его сложились домиком и он жалобно заныл:

– Люди добрые, помо… Тьфу ты, леший, прах тебя побери! Ребята, помогите вылезти! Я сам не могу – руку подвернул, болит, мочи нет.

Мужик сел, лицо его перекосилось от боли. «Ммм…» – вырвалось у него. Здоровой правой рукой он бросил нам конец верёвки.

– Только сперва Машку надо вытащить. Тяни, она уже привязана.

Вытянули мы Машку, вытянули и Семёна. Посидели немного, отдохнули, да и пошли каждый своей дорогой. Мы – на работу, Семён – к фельдшеру, Машка – домой. Часа через два объявились на кладбище поп со Степаном – наш дежурный видел, как они шли по дороге и слышал пение. Освятили, значит, могилу от нечистой силы.

А вечером Степан напился. Пришёл взбудораженный, взъерошенный, злой и повёл меня, Борьку и Серёжу к себе – дрессировать Тазика. Довёл он нас до калитки и велел дальше не ходить. А сам вошёл во двор, перешагнул через мирно спящего пса и скрылся а сарайчике. Через минуту он вышел с топором в руке. В два шага Степан дошёл до Тазика и молодецким ударом, на выдохе («Хэх»! – вырвалось у него), отхватил собаке половину хвоста! Обезумевший от страшной боли Тазик взвыл, заскулил, взвился вверх, закрутился на месте, кинулся было на хозяина и тут же отпрянул от него.

– Что ж ты творишь, гад? – крикнул Борька, – Живодёр!

– А чего он дыхнет? – огрызнулся Степан. И тут же пожалел пса, и сник. И обнял его, и прижал к себе, и заплакал, обнимая, пьяными слезами.

Через пару дней хвост у Тазика зажил, он опять стал весёлым и добрым псом, опять безмерно любил своего хозяина. Всё вернулось на свои места. С той разницей, что спать он стал чутко, и никого к себе во сне не подпускал – сразу просыпался, вскакивал и заходился истошным лаем. Вот и пойми этих собак… А с цепи его Степан отпустил. Пусть бегает свободным – всё равно со двора не уходит.

Закусывать надо или чудеса лингвистики

Звали его Фёдор Петрович, а чаще просто Петрович. Передовик, комбайнёр, механизатор, слесарь, словом, на все руки мастер. И тебе калитку поправить, и крышу подлатать, и карбюратор наладить, всё может, всё умеет. Эх, да чего там! Если приспичит – и корову мог подоить, и грядки выполоть, и пол в избе помыть! Вот такой золотой мужик Петрович. Он даже матом не ругался. Ну не то чтоб совсем никогда, конечно. Если, скажем, попадёт себе молотком по пальцу или с лестницы свалится или, скажем, опять ведро в колодце утопит – тут конечно, тут помянет до седьмого колена. А с другой стороны, при таких-то обстоятельствах кто из нас не грешен? Простительно. Один был недостаток у Петровича – пить он не умел. А не пить – не мог. Вот и надирался до такой степени, что домой не приходил – приползал. И даже не на четвереньках, а на шестереньках. Но и тогда нецензурной брани себе не позволял, всех подряд не крыл и нападок на соседей не устраивал.

Я познакомился с ним в его родной деревне, Оглоблево. Деревня эта находится у чёрта на рогах – в Ивдельском районе Свердловской области, то есть на Северном Урале. На принудительные сельхозработы нас приехало человек пятьдесят наших и около сотни студентов с филфака. Мы поселились в актовом зале школы, студентов определили в холодный спортзал, а профессура же устроилась в одном из классов. Дня три мы жили отлично, днем дёргали корнеплоды в поле, вечерами травили друг другу байки, запекали в кострах картошку. А на четвёртый день разразилась гроза, и в актовом зале обнаружилась протечка ошеломляющих размеров. Добрая треть потолка намокла, потемнела, вода с неё бодро капала на наши постели. Даже не капала, а лилась частыми длинными струйками. Конечно, мы пожаловались начальству. И оно, конечно, прислало нам бригаду ремонтников кровли. В лице Петровича. Фёдор не ударил лицом в грязь, и починил всё за один вечер. А потом зашёл к нам в актовый зал – изучить размеры катастрофы и заодно поболтать о жизни. Ну как его было не угостить? Тем более, у нас было чем. Даже закуска была – отварная картошка в мундире и селёдка.