Полигон (СИ)

Ярков, будто не придавая значения изумлению подполковника, полез в карман куртки и, достав диоптрические очки в модной оправе, водрузил их на нос.

- О, наконец-то. Так гораздо лучше. – Журналист несколько раз поморгал, вновь привыкая к яркому свету и четкости картинки, снимая с глаз пелену близорукости. Затем закрыл багажник, хлопнул в ладоши и, радостно вздохнув, уставился на Сезонова с легкой улыбкой: – Не очень просто водить без очков, когда зрение минус три с половиной.

Теперь ясно, почему поездка напоминала бег тушканчика – быстрый, вертлявый и с подпрыгиваниями.

- Зачем всё это? – спросил Сезонов, но подумал, что знает ответ. Так оно и было.

- Я ведь упоминал, что к военным у меня особое отношение. – Ярков, подходя к подполковнику, пальцами закавычил слово «особое». – Мне досталось от вашей… братии. Я опасаюсь за себя не напрасно. Мне было важно, чтобы за нами никто не проследил: ни за мной, ни за вами. Мне было важно удостовериться, что вы специально не привели с собой человека, который бы стал следить за мной. В общем. Вы сейчас всё поймете.

- Так вы мне всё-таки расскажете? – Сезонов, стоя недалеко от урны, прицельно кинул в нее стаканчик.

- Да. Вы мне понравились.

Журналист коротко улыбнулся, но в следующий миг надел на лицо серьезную маску. Он повертелся вокруг оси, зыркая по сторонам, будто охотничий пес в поисках добычи, и, удостоверившись, что никого рядом действительно нет и никто их не услышит, шагнул ближе к подполковнику. Ярков был ниже почти на полголовы и смотрел на Сезонова снизу, но это его не смущало. Гораздо важнее было рассказать понравившемуся военному про тайны, внезапно узнанные и так и не вышедшие на газетные полосы, и чертовщину, что происходила у Туношны.

- Я поведаю вам невероятные вещи, от которых у вас кровь застынет в жилах и даже у мурашек поползут мурашки, – негромко и таинственно произнес Ярков, будто начинал повесть-ужастик.

- Итак? Я весь во внимании, – так же негромко сказал подполковник.

- Только отнеситесь ко всему серьезно! – Ярков, повысив голос, подкрепил его просительными нотками. Журналист внезапно перестал быть тем, кто говорил с Сезоновым по телефону часами ранее: нервный и подозрительный тип превратился сейчас в опасливого и опасающегося, испуганного тем, что ему могут не поверить. – Я очень долго никому не говорил таких вещей, ни с кем не делился тем, что вы услышите сейчас.

- И всё-таки вы решились наконец рассказать то, что держали в себе? – спросил Сезонов.

- Да! Потому что сил нет молчать наедине с самим собой!.. Вернемся в машину.

Еще раз оглядевшись, Ярков кивнул на «ладу». Оба прошли к автомобилю. Колумнист вновь сел на место водителя, подполковник – на пассажирское кресло рядом.

- Вы точно настоящий военный? – вдруг спросил журналист, сощурившись, и развернулся всем корпусом к Сезонову, обхватывая пальцами руль так крепко, будто узнай сейчас, что подполковник – ненастоящий, вырвет водительскую баранку и будет ею лупить лжевоенного.

- Точно. Настоящий. – Сезонов допускал, что такой вопрос может иметь место, поэтому взял с собой удостоверение, которое сейчас и продемонстрировал Яркову, вынув корочку из внутреннего кармана и раскрывая ее перед журналистом. Тот несколько секунд знакомился с вклеенной фотографией, званиями и подписями на удостоверении и, удовлетворившись подлинностью офицера, кивнул. Сезонов убрал корочку обратно.

- В общем. – Ярков собрался с духом и осторожно начал, опустив правую руку с руля на колено: – Некоторое время назад у меня была готова леденящая душу и будоражащая кровь история, которую я хотел опубликовать в туношенской народной газете – о которой вы точно знаете, раз вышли на меня, – но которую не взяла редакция из-за звонка из военного следствия.

- Тааак. Интересная завязка. – Сезонов, заинтересованный, сощурился. Он не хотел перебивать Яркова своими дополнительными и уточняющими вопросами и дробить речь журналиста на мелкие части, хотя и желал в более точных деталях и подробностях узнавать всё сразу же.

- Дальше – больше, – пообещал журналист, продолжая: – Сейчас чуть отмотаю назад, потому что надо именно здесь сказать, что я заприметил. С конца прошлого ноября в Ярославле и окрестностях творилось нечто… мягко говоря… странное, о котором знали и знают только военные нашего гарнизона и, думаю, высшее следственное командование Москвы. Вы ведь сами из столицы! Вам ничего не известно?

- Не известно – что? Почему вы считаете – знаете, что у военного управления есть какие-то секреты? – Сезонов, второй раз за последние минуты не ожидавший неожиданного поворота, который неожиданно повернулся помимо и против его воли, заволновался.

Вот, кажется, и налицо тот самый случай, когда провинциальный журналист, далекий от грифов секретности, знает всё, а московский офицер, близкий к государственной тайне, – ничего! И такое, оказывается, возможно.