Полигон (СИ)

Кажется, настало время предпринять то, что пытался проделать Арсений. Пойти ва-банк.

Я начинаю его понимать. Что-то нестерпимо гложет. Не дает покоя. Занимает все мысли. Не жизнь, а… какое-то страдание от желания знать правду.

Некое ощущение границ дозволенного еще присутствует. Хотя нет, наоборот –происходитстирание этих граней. И всё же… аахх, как тяжело. Как нельзя разобраться. Как не можешь думать, но хочешь действовать. Как не хочешь действовать, а лишь можешь думать об этом.

Если бы ты не поехал на тот полигон, Арсений… Если бы…

Это ты заставляешь меня проследовать по твоему последнему пути. Ты подталкиваешь на поиск и добычу фактов и доказательств. Именно ты сам был бы рад узнать в действительности, что не так с этим злосчастным полигоном…

Наверное, за тебя это узнаю я.

Внутренний голос сопротивлялся, но чувство справедливости и поиска правды было непоколебимо и упорно. Внутри Сезонова страх боролся с желанием. Он понимал всю невероятность и рискованность предпринимаемого шага, но не знал, не имел даже приблизительного понимания, что может ему встретиться близ военной части.

Подполковник знал, что внутреннее противоречие будет терзать его, если он что-то сделает и если это же «что-то» не сделает. Невидимые когти будут скрести и щемить сердце, если он останется в гостиничном номере и начнет выдумывать новые планы, новые способы приближения к истине, равно как если бы он ехал по Костромскому шоссе. Тревога будет преследовать его, какой бы из двух вариантов он ни выбрал. И сердце будет бешено колотиться, в ушах и висках стучать горячая кровь, а тело будто опустят в ушат с холодной водой...

Главное, чтобы в действительности, отдавшись вольнодумию, не съехать в холодную воду – река еще совсем не прогрелась.

«Нива» подполковника пересекала Косой мост в сторону Московского проспекта. Сезонов был в ужасе сам от себя. Не он, но кто-то будто в его голове, за него решил и его ногами направился к машине, сел в нее, завел мотор и выехал в апрельскую ночь в сторону полигона.

Что. Я. Делаю.

Только эти слова весь последний час непрерывной каруселью занимали разум, отталкивая иные мысли, в том числе те, которые хотели достучаться до подполковника в отчаянном призыве и мольбе развернуться прочь и уехать, чтобы не нарваться на неприятности. Но тело будто околдовали. Будто управляли.

«Нива» остановилась за полкилометра до видневшегося между деревьями забора полигона. Съехав с трассы за поле в плотный ряд деревьев, заглушив двигатель и выключив фары, Сезонов несколько минут смотрел в сторону закрытой спецчасти. Он не мог решить и решиться. Хотя уже здесь, уже приехал. Вот, совсем недалеко. Что его ждет? Что может случиться? Увидит ли он то, что так смертельно напугало Арсения? И выдержит ли пережитое погибшим другом сам? А если нет? Но он же хотел, сам жутко хотел разгадать тайну полигона. Сам убедиться. Во имя памяти о Ковалеве добыть правду и не оставить всё просто так.

Хотя что он сможет предъявить в качестве доказательств, если сейчас наткнется на нечто чудовищное? У него нет с собой камеры. Телефон сразу отметается: ночная съемка на нем ужасна. Так, на словах, ему никто не поверит, соберись он передать о своем наблюдении нужным людям. Но очевидно ведь, что не соберется! Во-первых, сразу разберутся, что действовал он, подполковник Сезонов, незаконно и недостойно офицера, во-вторых, как ясно из первого, нагрянет двойное следствие: в отношении его незаконного проникновения на полигон и в виде внеплановой проверки военной части. В общем, плохо будет всем и каждый, затянутый в следствие, хорошенько отберет по законам мирного времени, в деле, спрятанном в секретных грифах.

Ва-банк, Валера. Ва-банк. Только так.