Полигон смерти

Наконец поезд остановился возле одноэтажного невзрачного здания станции Жанасемей. В поселке - районном центре - глинобитные жилища с плоскими крышами, над которыми возвышались высокие кирпичные трубы. Уж очень убогими показались мне эти строения. И хотя попутчик говорил, что в центре есть мельничный, мясоконсервный и суконный комбинаты, фабрика первичной обработки шерсти, я не увидел ни одного здания выше жилых домов, сооруженных допотопным способом - из глины, замешанной с мелко посеченными камышом или соломой. Не от хорошей жизни создавало местное население такие "дворцы" - никаких других строительных материалов не было.

В километре от станции виднелись два белокаменных двухэтажных дома, левее от них - здание аэропорта, а дальше простиралась выгоревшая на солнцепеке степь.

- Как я догадался, вы прибыли в нашу воинскую часть? - нерешительно поинтересовался ветеринар. - Вон там, - он указал на одно из двухэтажных зданий, - наша гостиница, "отстойник". Там вы можете по телефону заказать пропуск, и только после подтверждения из штаба вас пропустят на основную территорию. На это уйдет суток двое-трое.

- Далеко эта "основная территория"?

- Не знаю точно, но, кажется, около двух сотен километров, - ответил мой попутчик неуверенно. - Рейсового автобуса нет ни до гостиницы, ни до нашего городка. Начальство ездит на "газиках", остальные - на попутных. Я помогу вам дотащить чемодан.

Я вез весь свой офицерский гардероб, предполагая, что до зимы в Москву не выберусь. Вдобавок захватил ружье, резиновые сапоги, поскольку генерал Чистяков рисовал мне диковинные картины: дичи много, гусей с балкона можно стрелять во время их осеннего перелета.

Часы показывали шесть утра по Москве, по местному - девять. Ночью прошел небольшой дождь, и от земли, словно в парной, поднимается влажный воздух. Яркое солнце палит нещадно, и в шерстяном кителе со стоячим воротом невыносимо душно. Мой новый знакомый уже успел переодеться в белый шелковый китель неуставной формы и не парился, как я.

Пока мы шли до гостиницы, ветеринар рассказал, что вечером с закупленными псами полетит на полигон на грузовом Ли-2. Взял бы меня, да в самолет без пропуска не пустят.

- Но я сейчас же позвоню начальнику полигона и закажу пропуск, до вечера успеют.

Как глубоко я заблуждался! В выходной день в штабе только дежурный. Он не имеет право принимать новых людей. А звонить непосредственно начальнику полигона не разрешается. И даже в том случае, если бы я доложил ему по телефону, что прибыл для прохождения дальнейшей службы, потребовалось бы немало времени, чтобы штаб совместно с особым отделом связались с Москвой и уточнили, кто приехал и для какой цели. Таков порядок, и нарушать его никто не имел права.

После трех суток в пыльной гостинице Жанасемея до полигона я добирался с колонной бензовозов. В пяти шагах ничего не видно от той же пыли. Как водитель не сбивался с пути, он и сам объяснить не мог. Говорил: "Чую"... А я-то на случай встречи с начальством надел новый китель, подшил белоснежный подворотничок, выгладил брюки и до блеска начистил туфли. Через час был с ног до головы будто в мешке серо-бурого цвета.

Наконец выехали в чистую зону. Отчетливо виднелась ушедшая далеко вперед головная машина, справа поблескивал Иртыш и зеленела полоска леса. Где-то в этом сосновом массиве Бескарагайский лесхоз и там мои родители. Отец в сорок восьмом году по сталинскому призыву уехал в Казахстан выращивать лесные полосы, на которые была надежда, что они позволят собирать обильные урожаи зерновых. Уехал, да так и остался здесь навсегда.

Слева - необъятная степь. Глазу не на чем остановиться - ни кустика, ни дома. И не видно пашен, о которых пишут газеты. Прииртышская равнина так и осталась нетронутой на долгие годы из-за ядерного полигона.

Возле дороги большой одноэтажный кирпичный дом - казарма. Живут в нем несколько солдат-связистов и бульдозеристы. Одни дежурят у телефонов, и если понадобится - исправят подвесной кабель. Другие ежедневно приглаживают бульдозерами дорогу. Разумеется, не только для бензовозов и грузовиков.

Главное - для "невесты". Так называют "изделие", атомную бомбу, когда транспортируют ее на специальных машинах под усиленной охраной ГБ на опытное поле. "Невеста едет!" - и на дороге все замирает. Никто не имеет права появиться ни впереди, ни позади. Не приведи Господь оказаться на пути "невесты".

Об этом я узнал позже, а в тот раз мне даже не было известно, что бензовозы везли авиационное горючее на Опытное поле для моей научной группы. Этим топливом заполнялись резиновые резервуары емкостью четыре и восемь тысяч литров и две железнодорожные цистерны - специалисты службы горюче-смазочных материалов намеревались испытать прочность этой тары при взрыве атомной бомбы. У солдат были мрачные лица.

- Сержанта нашего грозой убило, - пояснил один из них. - По телефону говорил. Искра из трубки прямо в висок и насмерть... - и он показал на безжизненное тело в кювете, прикрытое шинелью.