Однажды пятеро офицеров-специалистов пренебрегли высоким уровнем радиационного заражения местности и продолжали трудиться в поле, поскольку этого требовало руководство. В итоге у всех пятерых началась сильная рвота, головная боль - признаки облучения. А мой одногодок подполковник Валентин Титов, устанавливая вместе с командиром роты связи аппаратуру, заметил, что радиоактивное облако, расползаясь по небу, надвигается на них. Быстро отправив солдат на грузовой машине в чистую зону, они, завершив работу, тоже поторопились уехать на маленьком открытом "газике", но у автомобиля забарахлил мотор. Офицеры и водитель, побросав все, пустились наутек. Бежали более пятнадцати километров, а облако все ползло по небу. Лишь случайно их заметила возвращавшаяся с поля на грузовике группа и вывезла из опасной зоны.
Досадно не то, что офицеры оказались в трудном положении - к этому Валентину Сергеевичу, например, было не привыкать, он с первого и до последнего дня войны находился на фронте, - а то, что никто о них потом не побеспокоился, не проверил состояние здоровья.
А как расценивать, скажем, тот факт, что на полигоне проходили регулярный медицинский контроль только по особому списку? В нем не значилась ни моя фамилия, ни Сердобова, ни Титова, ни многих других, хотя по роду служебной деятельности мы выезжали на Опытное поле сразу же после взрыва атомных бомб.
Минуло много лет, прежде чем мне удалось побеседовать с бывшим главным терапевтом госпиталя полковником П.С.Пономаревым. Я упрекнул его, что за три года службы на полигоне мне ни разу не довелось пройти диспансерный осмотр, сдать кровь на анализ. Петр Сергеевич тогда и раскрыл ту "тайну": медицинский контроль был, причем весьма тщательный, но... по особому списку.
И уж конечно, не было постоянного медицинского контроля в подразделениях строителей. Никто не беспокоился о здоровье членов семей офицеров и жителей из ближайших населенных пунктов. Быть может, не было оснований для тревоги? Как говорится, слава Богу, что с нами ничего не случилось, равно как и с теми, кого опекали доктора.
Хозяева и гости степи
Зима на полигоне - время отпусков и работы в кабинетах по планам НИР. Поскольку отпуск за 1955 год я уже использовал, то попросил у командования положенный месяц на сдачу кандидатских экзаменов. Получил полных тридцать дней без денежной компенсации.
Летим до Павлодара вместе с подполковником-особистом и его женой. Он расстался не только с полигоном, но и со службой в органах КГБ насовсем.
- Сожалеете? - спросил я у его жены, сидевшей рядом в глубокой задумчивости.
- Очень, - ответила она, как мне показалось, с иронией. - Мы хлебнули здесь всего вдоволь: я родила неполноценного ребенка, а муж потерял свои былые супружеские достоинства...
Муж не слышал разговора.
- А что с ребенком?
- Замедленное развитие и не растут волосы, - ответила она и перешла на шепот. - Видите, возле мужа сидит пара. Военный техник с женой. У них мальчик тоже безволосый и голова в волдырях...
- Может, это по другой причине? - усомнился я.
- Кто знает, - не возразила она. - Во всяком случае, нам досталось не лучшее время. Жили сначала в землянке, снабжение отвратительное, летом невыносимая жара, гнус, комары, а зимой лютые морозы. Скука. Клуб-то недавно построили. А как мы, женщины, боялись демобилизующихся солдат! Некоторые из них служили еще в войну, по пять лет без отпуска, взрослыми мужиками уже стали, мало ли чего кто-нибудь из них удумает... Словом, намучились, теперь вот увольняют: отняли здоровье и катись... А куда с его профессией возьмут? Образование - незаконченное среднее и курсы. С политработниками тоже не считаются. Написал командир автобата какую-то докладную на зам. начальника политотдела, и того мгновенно вызвали в Москву, понизили в звании и уволили. Видишь ли, он что-то не так сказал клубной работнице - жене комбата. Хорошего полковника ни за что наказали. А у него двое маленьких детей...
Я об этом знал более подробно, но не хотел вступать в разговор. А насчет политработника она была права. Действительно, обидели офицера зря. Но, видимо, тайные доносы и клевета в пятидесятые годы еще не потеряли своей силы, особенно легко было расправиться с людьми на секретной службе.
Кандидатские экзамены в Военной академии тыла и снабжения, носившей тогда имя В.М.Молотова, я сдал за три дня и почти целый месяц был дома. Желания увезти семью опять на полигон у меня не возникало, да и жене не хотелось ехать туда второй раз. Какое-то необъяснимое чувство подсказывало мне, что не так долго я буду служить там. Да и то, о чем говорила жена особиста, породило во мне чувство сомнения: зачем рисковать детьми?
Нужно отдать должное полигонному руководству: для сдачи кандидатских экзаменов мне предоставлялось два раза в год по месяцу. Но вот когда я возвратился на службу из первого отпуска, начальник отдела "обрадовал" меня и такой своей заботой:
- Понимаешь ли, тебе нужно без помех готовиться к последнему экзамену, и я рекомендовал тебя на зиму начальником Опытного поля... Заменишь временно полковника Врублевского.