Полигон смерти

Уже в то время испытатели располагали разработанными в научно-исследовательских учреждениях автоматикой, приборами измерения сверхвысоких температур, светового излучения, давления, электромагнитных импульсов и так далее. На высоком научном и техническом уровне проводились оптические измерения, которыми занимался отдел подполковника А.К. Гаврилко, одного из немногих на полигоне лауреатов Государственной премии.

Все работы по автоматике, установке приборов и оптической аппаратуры проходили в строжайшей тайне, и мы, испытатели инженерных сооружений, боевой и обслуживающей техники, имущества и животных, не знали сути деятельности других научных групп. Мы даже не подозревали, что с помощью специальной фотоаппаратуры ученые достаточно точно устанавливали мощность взрыва и процессы его развития.

Чтобы приборы могли фиксировать и выдавать нужную информацию, требовались автоматика управления, бесперебойная связь и надежная защита этих средств от разрушения. Этим занималась большая группа инженеров и техников: оборудовались специальные машины, возводились прочные бетонные сооружения, металлические вышки, подземные укрытия, прокладывался многокилометровый кабель.

Строгая секретность не позволяла нам что-либо публиковать даже с грифом "особой важности" и ссылаться на данные полигона. Единственным выходом наших наблюдений после испытаний было составление отчетов, но в них мы не могли отступать от заданной программы. Отчеты куда-то отправлялись, кто-то их читал и делал свои выводы. Вот и получалось, что мы, работая в опасной для жизни обстановке, оставались в тени, а наши данные залегали в сверхсекретных архивах или, в лучшем случае, что-то из них изредка попадало в труды докторов и академиков. Формально нам не запрещалось готовить диссертации, но я не знаю ни одного случая, когда бы кто-то из знакомых офицеров смог добиться успеха. Мне, впрочем, удалось сдать кандидатские экзамены, но для написания диссертации никто из нас не имел, права пользоваться "служебными исследованиями", а личные исследования не разрешались вообще. Такие условия открылись позже, и некоторым счастливчикам удалось стать кандидатами наук непосредственно на полигоне.

Новую службу я начинал с нуля. Многое, с чем встретился, было для меня совершенно неизведанным. Каких-либо сведений, кроме самого общего характера, полученных из закрытых публикаций, я не имел, и получить их на полигоне было невозможно, хотя многие офицеры могли бы помочь мне в самообразовании. Новички многое могли бы узнать от ветеранов-испытателей, но научные сообщения, диспуты и какие-либо занятия под руководством опытных практиков не проводились.

Секретность настолько всех пугала, что даже после сообщения в "Правде" о пуске первой атомной электростанции мой сослуживец, встретив меня по дороге в столовую и убедившись, что нас никто не слышит, сказал шепотом, что в газете есть "особо важное сообщение".

В то время многие из нас не представляли, что создание атомного оружия и решение проблемы использования атома в мирных целях - два звена одной цепи и что некоторые ученые, приезжая на полигон, интересовались не атомным оружием, а явлениями ядерного взрыва и возможностями применения атомной мощи в целях народного хозяйства. Это тоже было секретно.

Но нас, военных, интересовали лишь атомное оружие и противоатомная защита. В журналах появлялись статьи не только о взглядах потенциальных противников на практическое использование ядерной силы, но и с прогнозами наших видных военачальников, знающих новый вид мощного оружия по закрытым фильмам. Разработчики штабных военных игр щедро "планировали" возможные удары и легко "ликвидировали" их последствия, затем сами условно наносили ответные, более мощные удары. Все получалось на учениях гладко. Даже успешно использовалась, на бумаге, сеть гражданских больниц и поликлиник для лечения пораженного ядерным оружием личного состава целых корпусов и армий.

Посмотрел бы такой "теоретик" хотя бы один реальный взрыв атомной или водородной бомбы! О каких больницах можно говорить, если в районах термоядерных взрывов ничего живого не сохраняется, а если где и ожила бы какая-нибудь полуразрушенная клиника, то что могла бы она сделать, если вокруг тысячи искалеченных и обожженных людей!