Полина Прекрасная

Ах, я отступила весьма далеко, пора возвращаться обратно к Полине. Конечно, сейчас «локуса» изменились. Но женщина так и осталась ведь женщиной. Крадут её, бедную, и похищают, то этнографически, то поэтически.

После отъезда своего единственного сына Темура в Москву Анука Вахтанговна осталась жить в огромной четырехкомнатной квартире в самом центре Тбилиси. В квартире был также балкон, на котором трудолюбивая Анука Вахтанговна разводила цветы. Балкон открывали, и розами пахло во всех сразу комнатах. Полину поместили в бывшем кабинете покойного мужа Ануки Вахтанговны, где висели большие и красивые семейные фотографии: Анука Вахтанговна в свадебном платье и с кружевом на голове. За кружевом слева жених, похожий лицом на Темура. Темури на детской лошадке, в матроске. Глаза, как маслины, и ротик капризный.

Рояль в кабинете всегда был открыт, хотя ни одна в нем струна не дрожала. Спала же Полина на мягком диване под марлевой сеткою от комаров. Спала, между прочим, одна, без Темура. Нужно отдать должное уму и такту Ануки Вахтанговны. Задолго до возвращения из Москвы она позвонила подругам-соседкам и всем сообщила приятную новость: везем, мол, невесту. Темури нашел ее в консерватории. Теперь она любит Темури, как бога. Конечно, у них ничего еще не было. Хорошая, чистая русская девочка. Из интеллигентной семьи, между прочим. Они просто за руку ходят, и все.

– Тэмур будэт в дэтской, она в кабинэте. А я (нэнароком как будто!) спросила: «Вам как постэлить? В одной комнате или…» Она так кричала потом, так рыдала! «Как так? – говорит. – Вы мэня оскорбили!» А я говорю: «Извините, пожалуйста!» Хрусталная дэвочка, просто хрусталная!

На вторую ночь после приезда хрустальная девочка наша, Полина, проснулась, едва рассвело. Вчера поздно вечером они стояли с Темуром на балконе, и город, робея, мигал под ногами, и тут, оглянувшись, чтоб мама не видела, Темур ее обнял и тихо сказал:

– Я больше так жить нэ могу. Я так заболэю, и все! Давай поскорее поженимся. И будем, как люди, спать вместэ.

– Ты хочешь жениться на мне?

– Да, жениться. И мама считает, что надо жениться. Ты видишь: ты всэм уже нравишься, всо хорошо. И ты мэня любишь. Ну, любишь?

– Темури, я знаю: ты очень хороший, – сказала Полина.

Темури нахмурился.

– Хороший-плохой… Я спросил про любовь! А ты мнэ совсэм не ответила даже: ты любишь мэня или нэт?

– Конечно, люблю! – испугалась Полина. – Я очень люблю тебя, очень! Всем сердцем!

Уже на рассвете, под марлевой сеткою от комаров, Полина с тоской поняла, что сказала неправду. Не то чтоб она не любила Темура, но не было в сердце того, что должно быть. Она тихо выползла из одеяла, оделась и кудри скрутила узлом, потом осторожно, стараясь не очень смотреть на лицо совсем юной Ануки, следящей за ней с фотографии, мимо большой светлой детской прошла (в этой детской спал ярко-румяный Темури!), потом мимо спальни с закрытою дверью, где страстно и хрипло дышала во сне Анука-старуха (как жизнь пролетела!), и вышла на сонную спящую улицу.

Только что закончился дождь, и только что выплыло солнце на небо, и свет его был нестерпимым и чистым, поскольку рассвет разгорелся недавно, и не было силы, какая могла бы ему помешать озарить все вокруг.

Полина свернула в тенистую улицу и вспомнила вдруг, как Анука Вахтанговна вчера протянула ей серьги с брильянтами.

– Подарок такой, – объяснила Анука. – Зачэм надо эти стекляшки носить? Стекляшки в Москве пускай дэвушки носят. Так думаю. Скажэте, я не права?

Они были добрыми, великодушными. Полина им нравилась. Им бы хотелось, чтобы и Полина цвела в этом доме, как розы цветут на балконе весной. Они тоже нравились ей, но, оставшись, она ведь его никогда и не встретит! Зачем же тогда он пришел к ней во сне? Пришел и сказал: «Голубица моя!» А как он сравнил ее груди с козлятами! Нет, даже не груди – соски. О Господи, как он сказал? «Два сосца твоих…» Полина вся вздрогнула и, как бывает, когда человек забывает вдруг, где он, рванулась вперед, пробежала немного, свернула зачем-то на улицу вправо, потом на какую-то улицу слева и остановилась на том повороте, где тускло мигал непогасший фонарь.

Она стала озираться, как это бывает во сне, когда, чувствуя свою беспомощность, человек пытается вернуться обратно, но сон пеленает его, как младенца, и так, как младенца, качает на крыльях, и страшно от этих безумных раскачек, поскольку ни смысла в них нет и ни жалости… Полина знала только название улицы, где жила Анука Вахтанговна, а номера дома не знала. Но хоть бы уж улицу эту найти!

И тут подкатила машина. Полине решила, что это такси. Водитель с приятным лицом, в серой кепке и белой рубашке, расстегнутой прямо до сердца, заросшего густо-лиловым от солнца и нежным кустарником, раскрыл перед нею переднюю дверцу.

– Садитэсь! Куда вам? Я вас довэзу!